Поиграем

Янг Саманта

Книги и пьесы я выбирала не слишком взрослые — для детей помладше, — но и достаточно забавные и интересные для более взрослых пациентов.

Энн-Мари открыла дверь в комнату отдыха.

— Эй, ребята, смотрите сюда!

Я вошла в комнату и была встречена улыбками и выкриками — «Нора, привет!» — в какой-то степени и бурными и вялыми, но приветливыми. На меня смотрели дети всех возрастов и с различными заболеваниями. Некоторые сидели в колясках, некоторые отдыхали на стульях; одни играли в компьютерные игры, другие в настольные; одни лысые, другие с темными

кругами под глазами и болезненным оттенком на юной коже; были и те, что выглядели чуть здоровее, чем при нашей последней встрече, и я была счастлива за них.

— Вы готовы испугаться? — спросила я, широко улыбаясь, после того как Энн-Мари подбодрила меня и вышла.

В этих детях нравилось то, что в отличие от их сверстников, они перестали играть в игры в телефонах и планшетах, оставили компьютерную консоль в углу, и отдали все свое внимание мне. Все потому, что я пришла не для того чтобы спросить их, как они себя сегодня чувствуют — лучше, или еще больше устали. Я была там, чтобы отвести их в другое место.

Все расселись, а я, стоя перед ними, готовилась разыграть всю книгу, если хватит времени. Прежде чем приехать в больницу, я несколько раз перечитала ее, и решила, как будет звучать каждый персонаж: и маленький и большой. Перед детьми я превращалась в характерного актера из сдержанной измученной Норы. Я не знала, хорошо ли, ужасно ли у меня получалось. Все, что понимала — этим детям нравилось. И это радовало.

— Самое главное, что вы должны знать о настоящих ведьмах… — начала я с наигранным английский акцентом, который вызвал у детей улыбки и заставил наклониться ближе. — Слушайте очень внимательно...

Глядя на часы, я поняла, что закончила, как раз вовремя. Наконец, продекламировав последнее предложение, я закрыла книгу.

Тишина.

Затем Джейла, восьмилетняя девочка с лейкемией, начала хлопать. Другие присоединились к ней, хотя Майки, четырнадцатилетний мальчик с заболеванием почек, закатил глаза.

— Это должно было быть страшно.

— Это и было страшно, — настаивала Джейла, хмурясь.

— Да, для детей как ты. — Мики скривил губы, оглядывая меня. — Ты слишком горячая, чтобы быть ведьмой.

— Ведьма была красивой, — сказала Энни, тринадцатилетняя девочка из Грира, города в нескольких милях от Донована.

— Да, пока она не оказалась колдуньей. И было нереально, когда она показывала эту сцену, — Майки указал на меня.

— Не называй меня горячей, Майки. Это странно.

Он ухмыльнулся мне.

— Тогда перестань горячо выглядеть.

— Она не может перестать быть горячей, глупый, — вздохнула Джейла и посмотрела на меня, фыркая: — Мальчики.

Я рассмеялась и пересекла комнату, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Я рада, что тебе понравилось, милая.

Она засияла, а затем «убила» Майки самодовольным взглядом, отчего я рассмеялась сильнее.

Майки проигнорировал ее, даря мне то,

что, как я думаю, должно быть горячим взглядом.

— Почему Джейла получает поцелуй на прощанье, а я нет?

— Не изображай плохиша, Майки. — Я направилась к двери.

— Что? Значит, если нахожусь в списке ожидания трансплантатов, я даже недостоин симпатии?

— Не от меня, — фыркнула я.

— Это удар! — На мгновение он задумался, повернулся и посмотрел на Энни, сидящую рядом с ним. — Как насчет тебя?

Она скривилась.

— Я не запасной вариант, Майкл Фуллер.

Какими бы интересными они ни были, как бы ни хотела проводить каждый день с ними, но не могу.

— Мне нужно успеть на автобус, ребята. Спасибо, что потусили со мной.

— Мы увидим вас в следующем месяце? — спросила Джейла, ее большие голубые глаза засияли надеждой.

— Если вы не выпишитесь и не вернетесь домой, я надеюсь, что да, вернусь в следующем месяце.

Я снова уловила противный антисептический запах, когда попрощалась и закрыла за собой дверь.

— Где Энн-Мари? — спросила я, подходя к стойке. Незнакомая мне медсестра, пожала плечами. — Передайте ей до свидания от Норы, мы увидится с ней в следующем месяце, в это же время.

— Конечно.

Как по волшебству, стоило выйти наружу и вдохнуть горячий густой городской воздух, достаточно насыщенный, чтобы стереть больничный запах, узлы в животе исчезли. Я успела на автобус в Донован и провела замечательные девяносто минут за чтением. Я ощущала себя в раю, несмотря на то, что кондиционер надо мной, скорее всего, был сломан, и пот стекал по моей спине.

Знакомой угрюмости, которую обычно ощущала по возвращении в Донован, я не испытывала, и знала, это потому, что жизнь уже не была такой, как в прошлом месяце. Листы сценария моей жизни, лежавшие на пыльном затертом кофейном столике, перемешались, после того как в комнате появился Джим МакАлистер и сбросил бумаги. Все перевернулось.

И думаю в нем, это мне понравилось больше всего.

Выходя из автобуса, я размышляла о Джиме: как всю прошлую неделю, линяла из дома и находила время побыть с ним. Тут мне показалось, что кто-то зовет меня его голосом. Обернулась, и действительно, Джим стоял у кофейни «Мей» со стаканом навынос в руке. Взглянув на небольшую стоянку, увидела сидящего на капоте «Мустанга» Родди. Мы с Джимом пошли друг к другу, парень выглядел обеспокоенным.

Вина охватила меня, вызвав румянец.

— Я думал, ты работаешь, — сказал он, кивнув в сторону автобуса, из которого вышла.

Я не знала, что сказать. Я не собиралась рассказывать Джиму о моей волонтерской работе в больнице, потому что это... ну, это слишком личное. Как же объяснить? Я этого не хотела и по правде, не была готова говорить.

Тем не менее, я заметила растущее в его глазах раздражение и поняла, что нужно хоть частично объяснить происходящее, иначе разрушу нашу дружбу.

— Я была. Ну... Это не работа, это добровольно. В детской больнице в Индианаполисе.

— Почему ты не рассказала об этом?