Поиграем

Янг Саманта

Сжав скользкие от пота ладони в кулаки, я собралась с духом и заставила себя пройти через вход. Я не приходила сюда уже год. С тех пор как поняла, что застряла в Доноване.

После пятиминутной прогулки я нашла ее.

В вечной памяти

Мелани Дьюитт

1993 — 2005 гг

Любимая дочь, сестра и друг

Навсегда в наших сердцах

Как всегда, глаза и нос ужалили слезы, и я обрадовалась, что в этой части кладбища

больше никого не было. Подошла к могиле и села рядом с черным надгробием.

— Привет, Мел... — Мой голос был слезный и хриплый. — Мне жаль, что я долго тебя не посещала.

Наступила тишина, и затем мягкий порыв ветра обезглавил высохшую розу на могиле Мели. Я засмеялась. Розы были моими любимыми цветами. Мел это знала.

— Я воспринимаю это как сердитый привет. И заслуживаю этого. Прости. — Я погладила надгробие и прислонилась к нему щекой, позволив свободно литься слезам. С Мелани я могла быть откровенна в своих чувствах. — Я просто не хотела тебя разочаровывать. Видела бы ты, как Стейси смотрит на меня. Боже, твоя сестра думает, что я неудачница. Хотя я так себя и чувствую… Знаю-знаю, ты так не думаешь. Но я тебя подвела, Мел. Я пообещала, что свалю отсюда, найду место, где проживу удивительную жизнь. Не только за себя, но и за тебя. Я обещала тебе, что сделаю свою жизнь экстраординарной для нас обоих. — Я вздрогнула, пытаясь взять себя в руки. — Все это было обещано тебе. Все. Но я все еще здесь... И я работаю в проклятом ресторане быстрого питания, и собираю оскорбления своего отца.

Нежный ветерок прошелся по волосам, и мне представилось, что это моя подруга. Я закрыла глаза, желая услышать ее голос, но с годами он исчез из памяти. Я все еще могла видеть ее лицо, как она улыбается, но как бы сильно не пыталась, больше не могла ее слышать.

— Я скучаю по тебе, — прошептала я. — Я скучаю по тому, кто меня знает. В самом деле, знает меня. Лучше, чем самого себя. У меня больше нет этого, Мел... И я знаю, эгоистично сидеть здесь и говорить об этом тебе, но, как и всегда, ты единственный человек, с кем я могу поговорить. — Я вытерла щеки и вздохнула.

После минуты молчания призналась:

— Я встретила кое-кого. Парня. Он из Шотландии. — Я улыбнулась, зная, насколько Мелани понравилось бы это. — Я думаю, он немного чокнутый: говорит любит, а сам знает меня всего несколько недель. На самом деле он даже не знает меня, — я нахмурилась, прислушиваясь к своим чувствам. — Я так скучала по нему, когда он уехал, так что думаю влюбилась в него. Но это рулетка, верно? Огромный риск. Он хочет, чтобы я вышла за него замуж. — Я рассмеялась. — Знаю-знаю, ты бы сказала, что я сумасшедшая. Ты думаешь, я спятила, только думая о женитьбе в восемнадцать. Мы всегда говорили, что никогда не будем такими девушками, и воплотим свои мечты, прежде чем подумаем о том, чтобы влюбиться… Но он хочет чтобы я поехала в Шотландию вместе с ним. Шотландия. Я никогда не была дальше Индианаполиса.

Некоторое время сидела молча, собираясь с духом, чтобы сказать то, что никогда не смогла бы сказать вслух никому другому:

— Если я останусь здесь, то не получу удивительную жизнь, которую обещала тебе прожить за двоих. Если сделаю безумную вещь и выйду замуж

за парня, которого даже толком не знаю, я, по крайней мере, получу возможность отсюда выбраться. Найти то, что мы всегда хотели. Но это большой риск. Отказаться от семьи… хоть и паршивой, но все же семьи, которая нуждается во мне. Это очень-очень рискованно. Хорошо если Джим тот, кем я его считаю, это было бы здорово, потому что я его люблю, а если нет? Что, если он окажется совершенно другим, хуже, чем сейчас?

— Я самый эгоистичный человек на свете, верно? — Я закрыла глаза и прижала руку к надгробию. — Но если я скажу «нет»... Я боюсь оставаться здесь, Мел. Я чувствую, как тону. И никого это не заботит. Никого, кроме Джима. И я люблю его за это. Ведь это что-то значит? Имеет значение?

Порыв ветра внезапно обрушился на меня, и в моем теле на мгновение все стало на свои места.

— Да, — я слегка улыбнулась. — Я думаю, ты ответила бы так.

— Папа, время спать.

Как всегда, отец сидел перед телевизором, и мой голос испугал его. Он нахмурился, но кивнул, и я пошла за инвалидной коляской, на которой перевозили его в спальню.

Мама не вернулась домой после смены в закусочной. Она позвонила и сказала, что работает сверхурочно у Эла. Я мысленно плакала, когда разговаривала с ней, потому что надеялась увидеться в последний раз. Мне придется обойтись письмом. Письмом-объяснением. Письмом-извинением. И это будет письмо о прощении.

Я помогла папе сесть на кровать, и он улегся ко мне спиной.

— Папа.

Он хмыкнул.

— Пап.

— Что? — раздраженно выдохнул он.

Прежде чем я смогла остановиться, слезы вырвались и полились по моим щекам. Я облизнула соль на губах, выдохнула, и через силу сказала, скрывая слезы:

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

В тусклом сиянии из прихожей я увидела, как он напрягся.

А затем, медленно расслабился. Но не повернулся ко мне. Он уставился на стену. Затем, тоном, который разбил мне сердце, с сожалением и печалью прошептал:

— Я тоже тебя люблю, девочка.

Мое тело вздрагивало от попыток удержать всхлипы, и я выбежала из комнаты, не пожелав спокойной ночи.

Прощай.

Я схватила куртку с крючка, надела ботинки и снова проверила рюкзак, чтобы убедиться, что у меня есть все необходимое. После посещения кладбища, я вернулась в Донован и опустошила свои сбережения и банковский счет. Я оставила большую часть в конверте с письмом к маме и отцу, и положила его на подушку.

Остальное взяла с собой, хотя их, вероятно, хватит только на Вегас.

Я дважды проверила наличие паспорта, и почувствовала тошноту.

Наконец, часы на телефоне показали полночь.

Вытерла слезы, не желая, чтобы Джим подумал, будто я сильно переживала, принимая решение уехать с ним, и выскользнула из дома на Уэст-Вашингтон-стрит.

Я заметила на улице «Мустанг», Джим вылез из него и мы поспешили друг к другу. В груди так сильно колотилось сердце, что думала, оно сейчас взорвется.

И затем я оказалась в руках Джима, он крепко меня обнял, успокаивая жесткую дрожь проходящую сквозь мое тело.