Поиграем
Шрифт:
Это была эмоциональная пытка.
Я гордилась собой, что не плакала. Наконец-то я заблокировала свои эмоции.
После душа я надела халат, обернула влажные волосы полотенцем и пошла на кухню, чтобы приготовить чай. И тут в мою дверь постучали.
«Эйдан?», — подумала я сразу, чувствуя быстрое трепетание в горле.
— Нора, ты дома? — Это была Сеона.
Я фыркнула на свои нелепые мысли и пошла открывать дверь.
— Привет.
Сеона прищурила глаза, узрев мое дезабилье, и прошла мимо меня в квартиру.
— Я думала, что ты только что вернулась домой с репетиции.
—
— Да, конечно. Почему ты ушла раньше?
Зачем лгать?
— На самом деле, я пришла туда намного раньше, самой первой. Затем появился Эйдан. Он дружит с режиссером и был на нескольких последних репетициях. Он злится на меня, потому как думает, что я бросила его после того как Колин забрал Сильви. Поэтому он назвал меня мерзкой дранью. Я поцеловала его, чтобы он заткнулся, и мы в итоге трахнулись. — Я назвала наш секс так, потому что другого более точного слова не подобрать. — После секса он сказал, что не понимает, что вообще видел во мне, и я ответила, что не знаю как он, лично я, просто наконец, почесала свой двухлетний зуд.
Сеона молча замерла.
Затем внезапно коснулась меня рукой, заставив повернуться к ней. Она осмотрела меня обеспокоенными глазами, и от того, что она видела на моем лице, мышцы на ее челюсти напряглась. Интересно, ведь я так запрятала эмоции, что мое лице было чистым, как белый лист бумаги.
— Ты говоришь так, будто рассказываешь про кого-то другого.
— Это совсем меня не затронуло.
— Ты врешь.
— Нет.
— Нора, он первый мужчина, с которым у тебя был секс после Джима, и это был отвратительный ненавистный секс. Разве это нормально?
— Все в порядке.
— Перестань так говорить, — фыркнула Сеона. — Перестань так себя вести.
— А что ты хочешь, чтобы я делала? — спокойно спросила я, скрестив руки на груди. — Плакала, ревела и вела себя как слабая дура? Я больше не та, Сеона. Я отвечаю за свою жизнь.
Сеона сморщилась.
— По крайней мере, та Нора что-то чувствовала. Эта Нора пугает меня.
— Я в порядке.
— Что между вами произошло? После того как ты в прошлое воскресенье сказала мне, что Эйдан никогда не уезжал в Калифорнию, я все думала над этим. Получается, его подруга лгала? Почему она это сделала? Он знает, что она обманула тебя?
— Да, она солгала. Я не знаю почему, но думаю, она просто ревновала. И нет, он не знает.
— Значит, ты позволила Эйдану так обращаться с тобой, вместо того, чтобы сказать, что это было большим недоразумением? Почему?
— Потому что моя жизнь спокойнее без него, — терпеливо объяснила я. — В последнее время моя жизнь была хорошей и спокойной, Сеона. Мне не нужно осложнение.
Гнев накрыл Сеону.
— И я была бы полностью чертовски согласна с тобой, если бы ты сейчас не смотрела на меня мертвыми глазами.
Я отвернулась, потому как не знала, что еще сказать, чтобы убедить Сеону, — со мной все в порядке.
С раздраженным возгласом моя подруга повернулась и направилась к двери.
— А как же твой чай? — спросила я.
— Выпей его сама. Может быть, это разогреет кровавый холод твоего сердца. — И захлопнула за собой дверь.
— Дерьмо, — пробормотала я, буквально рухнув
Апрель в Эдинбурге, как я приметила за эти годы, был дождливым. Очень-очень дождливым. Я, наконец, поняла термин «апрельские дожди». Была только первая неделя апреля, но дождь шел каждый день. И он не был постоянным, что ухудшало ситуацию: я выходила на улицу в тоненьких дурацких балетках, потому что погода стояла сухой, а через десять минут застревала в потопе. Обычно ливень длился всего минут тридцать, но к тому моменту я могла промокнуть до последней нитки.
Я не слишком парилась из-за этого. Даже, если бы дни были наполнены прелестями весеннего солнца, я все равно не смогла бы ими насладиться. В конце концов, я притворялась, что онемела.
Притворяться и быть такой на самом деле, конечно, две разные вещи. Когда в среду я отправилась на репетицию, то была полна трепета и задавалась вопросом, будет ли там Эйдан. Я надеялась, что после нашей встречи в понедельник, он образумится, и будет держаться подальше. Мы были ужасны друг для друга.
Приехав на репетицию позже, чем обычно, я обнаружила Джека у здания, разговаривающего по телефону. Он поднял взгляд, увидел меня и сказал в телефон:
— Подожди секундочку, детка. — Отнял трубку от уха и предупредил меня: — Мудак здесь.
— Эйдан? — Мой живот перевернулся.
— Да.
— Спасибо за предупреждение, — пробормотала я, желая развернуться и отправиться домой.
Но я не сделала этого. А расправила плечи и заставила себя войти в здание.
Чувствуя беспокойство, глубоко вздохнула и открыла двойные двери в зрительный зал. Болтовня от сцены дошла до моих ушей, и я увидела, что наш актерский состав общается, развалившись на сиденьях в зале. Квентин с Эйданом стояли у сцены. Они обсуждали что-то, но среагировали на мое появление.
И оба уставились на меня.
Мой пульс ускорился.
Когда я подошла, мой взгляд неохотно потянулся к Эйдану, и мое дыхание перехватило от боли в его глазах. Не ненависти. Не отвращения.
Боли.
И если я не ошиблась — вины.
Что за черт?
— Вот ты где. Я даже подумал, что ты уже не придешь, — сказал мне Квентин, глядя в глаза. — Тебе лучше, да?
— Что?
— Ты в понедельник ушла с репетиции пораньше, потому что была больна, — напомнил он мне.
Сбитая с толку выражением на лице Эйдана, я смогла только кивнуть, не совсем понимая, зачем киваю.
— Хорошо, давайте начнем. Где наш Орсино? — Квентин посмотрел за мою спину. — Без сомнения, разговаривает по своему чертовому телефону с ничего не подозревающей женщиной, которая скоро будет заражена ЗППП (Прим.: Заболевания передающиеся половым путем).
В конце концов, мы вышли на сцену, но я все время чувствовала на себе взгляд Эйдана. Мои реплики ускользали от меня, и я чувствовала себя неловко в своей собственной коже, как будто могла вырваться из нее в любую секунду. Я не могла быть дальше от роли Иллирии, чем сейчас. Эгоистично, но я была рада, когда некоторые другие актеры, включая Джека, были так же отвлечены от игры.