Поиск седьмого авианосца
Шрифт:
— На два слова, Йоси-сан, — сказал он.
Летчик молча кивнул в сторону своей каюты.
— Ты все еще ищешь смерти, Йоси? — спросил Брент, взглянув на Мацухару, устроившегося за столом.
— Я виноват в смерти Кимио, и бремя вины гнетет меня невыносимо.
— Меня тоже.
— Ты опять заговорил как истинный самурай, Брент-сан, — мрачно усмехнулся летчик.
— Ты должен жить…
— Да? А для чего мне жить? — поднял брови Мацухара. — Семья моя
— В засаду мы попали по моей вине. Раскаиваться и искупать вину нужно мне, а не тебе.
— Дело тут не в раскаянии…
— Но ты сказал, что бремя вины скоро переломит тебе хребет.
— Сказал, Брент-сан. Но я прежде всего должен решить для себя самого, в силах ли я вынести свое существование.
— Ты служил Сыну Неба как должно. Твоя карма сильна, и вечное блаженство тебе обеспечено. — Отведя подпиравший голову кулак, он беспокойно постучал костяшками пальцев по столу. — Жить — значит страдать.
— Знаю. Я помню эти слова Будды.
— Но если у воина на одном плече — верность и почитание родителей, а на другом — отвага и сострадание, и он несет эту ношу двадцать четыре часа в сутки, он станет настоящим самураем.
— «Хага-куре», — мрачно улыбнулся летчик. — Иногда мне кажется, что японец не я, а ты.
— Но ты согласен, что самурай может нести бремя, от которого переломится хребет у всякого другого, и только закаляется от ниспосланных ему страданий?
Мацухара вздохнул:
— Зря ты пошел служить на флот, Брент. Тебе прямая дорога в адвокаты — в наши японские юристы.
— Значит, я тебя убедил?
— Каждый из нас следует своим путем. Быть может, мне не удастся умереть, обратясь лицом на север…
— Как Будда…
— Да. Но я сам выберу время и место своей смерти, и, поверь, это не будет просто одна строчка в «списке потерь личного состава». Нет, Брент! Это будет акт очищения.
— Огнем?
— Может быть.
— Я буду с тобой, Йоси.
Летчик безнадежно уронил руки на стол.
— Не надо так говорить, Брент-сан.
— Что тут такого? Запятнана была и моя честь.
Мацухара стиснул челюсти, стянул губы в жесткую прямую линию.
— Ты рассуждаешь неправильно… — начал он, глядя в суровые синие глаза.
В дверь каюты постучали. Мацухара открыл ее. В коридоре стоял Таку Исикава. Подполковник посторонился, указал на стул. Исикава сел, напряженно выпрямившись, не зная, куда девать руки. Потом заговорил подчеркнуто официальным тоном:
— Истребители готовы, подполковник. Однако среди них много необстрелянных новичков, которых нужно еще долго учить и школить.
Ясно было, что Исикава пришел вовсе не для того, чтобы еще раз сообщить то, что знала вся «Йонага». Но Мацухара ответил в тон ему:
— Да,
Исикава покачал головой:
— Это значит обречь их на смерть.
— Знаю. У нас нет выбора.
Исикава перевел взгляд на Брента. Сейчас он скажет то, зачем пришел, подумал американец и не ошибся.
— До сих пор у меня не было случая поговорить с вами о той истории… в лазарете.
— Вы имеете в виду Кеннета Розенкранца?
— Именно. Вы, наверно, ждете от меня слов благодарности?
— Я ничего не жду.
— Это я вызвал его на поединок, я должен был с ним драться — победить или проиграть. Я! Я, а не вы!
— Не спорю. Я вовсе не хотел как-то затронуть вашу честь. Но вспомните — у меня были с Кеннетом свои счеты и свои причины драться.
Исикава повернулся к подполковнику. Глаза его налились кровью, на скулах заходили желваки, и Брент знал, что у слов, готовых сорваться с его губ, будет горький вкус.
— Подполковник, когда на совете я признался, что поторопился осудить вас за ваше поведение в бою над Токио, вы ничего мне не ответили.
— А что мне было говорить? Слова так дешево стоят.
— Я объяснился, но не попросил у вас извинения.
— Это я понял.
Исикава ударил себя кулаком по колену.
— Подполковник Мацухара, я летаю лучше, чем вы.
— Это легко оспорить и еще легче проверить.
— Когда же наконец мы решим это? — Исикава показал куда-то вверх. — Там, в небе?
— Это не вчера началось.
— Да, наша рознь тянется с Цутиуры. Что ж, давайте выясним отношения раз и навсегда. Боевыми патронами.
— Как ты считаешь, Брент, разумно это? — неожиданно обратился Мацухара к американцу.
— Нет, это вздор.
— Вздор — устраивать поединки в воздухе?
— Вздор — ждать так долго, когда можно взять ножи и выяснить отношения сейчас.
Летчики переглянулись. Потом Мацухара ответил за обоих:
— Дельное предложение. Но наш путь — в небо. Там все началось, там и должно кончиться.
Исикава одобрительно кивнул и улыбнулся — впервые за все то время, что Брент знал его.
К восьми утра оперативное соединение находилось в ста милях южнее острова Сикоку. Брент, растревоженный разговором с Мацухарой и Исикавой, никак не мог заснуть и появился в рубке на рассвете, когда стали меркнуть звезды и вода в кильватерном следе авианосца фосфоресцировала, словно целый сонм морских богов-ками с факелами провожал корабль. Адмирал Фудзита, как всегда, стоял справа. Брент не знал, спит ли этот человек вообще когда-нибудь.