Поиски счастья
Шрифт:
— Скажи тому большому таньгу-шаману — пусть прогонит американов. Раньше не было их совсем. Зачем пришли? Плохие. Так говорит, скажи, старик Емрытагин. Правильно я говорю? — спросил он островитян.
Все утвердительно закивали головами:
— Русские тоже есть плохие. Однако, мало. Совсем мало, однако. Такие пусть тоже не приходят.
Колька прилег и уже спал. Наталья боролась с дремотой.
Эскимосы переглянулись и начали выходить.
— Отдыхайте, — сказал Емрытагин. —
Василий произвел на островитян хорошее впечатление. Прежде всего он смелый и сильный. Также не «одиноко едящий» он человек, а кушал вместе с ними: и то, чем они угощали, и свои продукты. Ничего не клянчил, не выпрашивал песцов и лисиц. А главное, у него в голове верные мысли. Видно, он мудр, хотя совсем еще молод.
Не успели еще Устюговы разложить постели, как в землянку чуть не вбежала Майвик и сразу — к Наталье:
— Дочь Амнону не видала в Номе? — глаза матери были широко открыты.
Нет, Наталья не знает такой эскимоски.
— А почему она там? Замужем?
Майвик заплакала. Потом она рассказала, как ночью, споив Тагьека, американцы унесли куда-то дочь.
— Может быть, Тагьек еще найдет ее, — утешала сама себя бедная женщина. — Опять пошел Тагьек за пролив.
— А давно это случилось?
Майвик снова залилась слезами.
— Пятнадцать лет только было Амноне, теперь — двадцать.
…Тымкар охотился в море, и как только он вернулся, Сипкалюк рассказала ему, что у них на острове русский с женой и сыном.
— Василий звать его, — закончила она.
— Василий? — переспросил Тымкар, что-то вспоминая. — Какомэй! Борода есть? — Бросив недопитый чай, Тымкар быстро отправился в землянку старика Емрытагина.
Не тот ли это Василий, которого он знал еще в Уэноме? Однако, почему он плывет с женой и сыном?
Устюгов и Тымкар узнали друг друга. Чукча неизвестно чему очень обрадовался. Быть может, ему было приятно, что он встретил человека, знавшего его ярангу, его отца, мать и брата?
— Идем, идем, там Сипкалюк и сынок, — приглашал Василия Тымкар в жилище Тагьека.
Но Наталья сказала мужу, что неудобно обижать старика, и они остались.
Емрытагин с благодарностью посмотрел на жену Василия. «Умная женщина», — подумал он. Старику тоже хотелось послушать русского человека.
Тымкару вспомнилась своя нелегкая жизнь, и он охотно рассказывал о ней. Не упомянул он только ничего о Кайпэ.
— Теперь винчестер есть! — довольный, сообщил он. — Достал. Скоро собаки вырастут. Ничего. Сынок Тыкос у меня!
Василий рассказал о себе.
Лицо Тымкара стало строгим, когда он узнал, что у его друга американы забрали землянку.
— Как могли? Слабый ты разве стал?
Вмешался
— Понапрасну, Тымкар, говоришь так. Разве ты не знаешь людей с того берега? Если русский уходит оттуда, значит, сердце его переполнилось болью. Кто захочет жить с такими людьми?
— Это верно, — согласился Тымкар. — Сам знаю.
— Откуда пришли эти лживые и хитрые американы? — спросил Устюгова старик. — Раньше мы не знали их. Только русские бывали у нас. Зачем пустили?
Василий рассказал все, что знал от отца Савватия, деда, из книг.
Емрытагин и Тымкар задумались.
— Время совсем худых лет настало, — тихо сетовал старик. — Как станем жить?
Но Устюгов не знал, что на это ответить. И он тоже замолчал.
Ушел Тымкар поздно ночью. Ум его был неспокоен. Воспоминания, горькая доля Василия лишили Тымкара сна. Он думал о людях, об их жизни…
…Море успокоилось лишь через двое суток.
Вместе с Устюговыми эскимосы вышли в море — на промысел — и проводили их до половины пути.
В проливе еще двигались льды.
Емрытагин причалил байдару к ледяному полю, разложил костер из припасенного плавника, согрел чай. И когда подошел отставший бот Василия, старик подал ему, Кольке и Наталье по кружке горячей воды.
— Пейте, однако, быстро. Мы здесь охотиться станем. Тебе нужно спешить. Твоя байдара медленная, а Уэном далеко.
Пропуская мимо себя льдины или огибая их, Василий шел к российским берегам.
Колька непрерывно палил из винчестера по угкам.
— Побереги, сынок, патроны, — вразумлял подростка отец.
Ему вспомнилось, как с Ройсом они остались совсем без припасов. Даже через этот пролив шел он тогда лишь с тремя патронами, которые дали ему в Уэноме чукчи на случай встречи с белым медведем.
Воспоминание об этом страшном переходе увело его к событиям минувших лет. Винчестер… Это все, что осталось ему от компании. Не спрячь он ружье после суда, описали бы и ружье…
Море было спокойно. Ветерок дул совсем слабый. Бот двигался медленно.
— Что пригорюнился, Вася?
— Вспомнилась та зима…
Наталья догадалась о его мыслях. «Уж не тут ли он тонул тогда?»
— Ничего, Вася. Смелым бог помогает.
— Вижу корабль! — не поворачиваясь назад, закричал Колька.
Действительно, за ледяными полями чернело что-то, похожее на корабль. Но уже вскоре стало очевидно, что это всего лишь чукотская байдара с поднятым парусом. За ней виднелись другие. И они также — многократно отраженные льдами — временами казались огромными фрегатами.
Вскоре охотничья флотилия кожаных байдар и бот сблизились. Это были уэномцы. Все они знали Устюгова.