Пока ангелы спят
Шрифт:
Далее… На следующее утро ко мне явилась негритянка. Как-то раньше ко мне домой не приходили негритянки. Да и вообще нечасто встретишь в нашей средней полосе шляющееся по квартирам «лицо африканской национальности».
Но эти странности – звонок от Андрея, негритоску – слышал и видел только я. Можно было посчитать, что мне отказывают зрение и слух. Что мне изменяет рассудок. Что нелепые фантазии рождаются в моем утомленном работой мозгу.
Утомлением и галлюцинациями можно было бы объяснить и странные сны в субботу, и появление в компьютере загадочного файла DREAM – его я, видит бог, не писал! А если писал, то только во сне…
Собственной
Кофе сварился, я перелил его в чашку. Капнул холодной воды и поставил осаждаться. Мысли мои между тем текли своим чередом.
Если бы имели место только эти, субъективные – то есть данные мне в ощущении – странности, можно было бы предположить, что они творятся в одной лишь моей бедной головке – в моем мозгу, разгоряченном творчеством, жарой, одиночеством и пивом…
Но вот сгоревшая до остова береза… Внезапно сорвавшаяся с передачи и покатившаяся – без всякой горки! – арменовская «шестерка»… Это-то видели все! Приезжали пожарные, «Скорая»… Только об этом и судачат соседи… Для того, чтобы написать об этом, являлась в мою квартиру Наташа… Да что там: и о трагической судьбе березы, и о самоездящей машине уже написали в газете; Маргарита, подружка Татьяны, взяла и написала. Я сам видел заметку…
Если бы я был психом, я бы, конечно, мог возвести свой роман в фетиш. И маниакально решить, что мое произведение – слова и образы, выдуманные мною, пришедшие в голову мне! – влияют на окружающую действительность. Преобразуют ее. Но… Но я не псих.
Вот я пью кофе. И осознаю, что пью кофе. А не воду, обращенную в вино. Несколькими глотками я осушил чашку. Горячий маслянистый напиток обжег мне гортань. Нет, я не псих. «Я не умею поджигать березы! – мысленно прокричал я.– И не могу заставить машины ездить сами собой! Да, не могу! Для того чтоб они двигались, нужен работающий движок и бензин!»
Но тем не менее: факт остается фактом. Странные события вокруг нашего дома действительно совпали по времени с началом моей работы над романом. Я не сумасшедший. Я не утверждаю, что они произошли вследствие моей работы. Но они случились одновременно.
И в этом была загадка. Загадка… И ее мне хотелось разгадать.
Я отправился в душ, и тут мне пришла в голову идея. Классная идея. «А почему бы, – подумалось мне, – снова не повидаться с моим заказчиком? С моим издателем, господином Козловым? Не сможет же он меня не принять? Меня, такого перспективного, по его собственным словам, автора? Меня, человека, в коего он уже вложил тысячу долларов?.. Да обязательно он меня примет! Примет, непременно примет – и минералки предложит! Ну а я ему выложу все, что происходит. И посмотрю за его реакцией. И если он имеет хоть какое-то, хотя бы косвенное, отношение к происходящему – я это пойму. Пойму, несмотря на всю его непроницаемость, ледяные глаза и какую-то чекистскую выучку.
Может, – тут мне пришла в голову совершенно сумасшедшая идея, – и сгоревшая береза, и поехавшая машина –
Под струями ледяного душа я понял, что моя идея является вполне параноидальной. Вроде тех, коими делятся с ФСБ, редакциями и прокуратурой бедные безумцы с тридцатилетним стажем учета в психоневрологических диспансерах. «Меня облучают из-за стенки соседи… На мне ставит опыты КГБ… На мне испытывают психотронное оружие…» Да. Бредовая идея. Ну что же, раз так – об этом мы никомушеньки говорить не будем и даже в уме развивать сию мысль дальше не станем.
Но факт остается фактом: странные вещи, происходящие вокруг и внутри нашего дома, по меньшей мере совпали по времени с моей новой работой. Они начались после моего визита в издательство с необычным названием «Первая печать».
Значит, имеет смысл наведаться туда еще раз. Наведаться и, может быть, если что-то покажется мне подозрительным, отказаться от дальнейшей работы. И вернуть Ивану Степановичу, человеку с ледяными глазами, мой аванс в пятьсот долларов. Душевное спокойствие дороже.
Итак, решено. Я рывком натянул джинсы, майку, сунул в карман права с техпаспортом, ключи от машины, пять зеленых сотен в конверте и сбежал вниз по лестнице.
Двор на Большой Дмитровке выглядел столь же пустым и оцепенелым, как и в прошлый понедельник, но только в этот раз он показался мне совсем нестрашным. Двое работяг восточной наружности, голые по пояс, вынесли из подъезда номер пять носилки, нагруженные строительным мусором. Отправились к мусорному контейнеру, и без того переполненному. Пока они вываливали туда свою ношу, гортанно переговариваясь на незнакомом наречии, я вошел в прохладную тишину подъезда.
Я уже ожидал, что увижу внутри, поэтому поднимался по ступенькам спокойно, особо не оглядываясь по сторонам. Впрочем, я успел заметить, что кукла без ноги, которая так поразила меня в прошлый раз, лежит в той же позе в той же квартире на третьем этаже.
А вот и четвертый этаж, издательская дверь без вывески, обитая дерматином, домофон… «Вполне может быть, что господина Козлова не окажется на месте, – мелькнула у меня мысль. – Надо было ему сперва позвонить». Но как? У меня даже не имелось телефона издательства – только письмо с его адресом.
И мои воспоминания.
Я отдышался, осмотрел свои штиблеты – они оказались в идеальном порядке – и решительно надавил кнопку переговорного устройства.
– К кому? – лениво откликнулся домофон простонародным говорком с ленивой растяжечкой.
«Вот и охранник появился», – подумал я и внушительно сказал:
– Я к Козлову. Моя фамилия Данилов.
– К кому?! – с нескрываемым удивлением переспросил голос.
– К Козлову. Главному редактору, – терпеливо повторил я. Я уже привык не удивляться бестолковости нынешних частных охранников. Мышцы и пистолеты заменяют им мозги.