Пока ангелы спят
Шрифт:
Скрыться в доме у Наташи казалось неплохой идеей. «И не боится ведь, – подумал я. – Не боится – оттого что непугана. Вон как упоенно играет в казаки-разбойники. Вся разрозовелась, словно в любви… А она, оказывается, азартна…»
«Идея-то хороша, даже прелестна, но только на время. – Я продолжал думать, заруливая в глубины бескудниковских кварталов. – Причем спрятаться у Наташи можно только на очень короткий срок. Рано или поздно они ее все ж таки вычислят. Когда конкретно? Кто их знает! Все зависит от их рвения и упрямства. Но задел я чекистов, похоже, крепко.
Если я правильно оцениваю ситуацию, времени на то, чтобы отдышаться дома у Наташи, имеется всего ничего. Наверное, пара-тройка часов. В лучшем случае – половина суток. До вечера.
Но лучше, конечно, съехать из Наташиного дома пораньше. И не только потому, чтобы меня не повязали. Главное – не подставлять ее. Чтобы она не попала ЧК под горячую руку. Пусть спокойно уезжает на дачу под мамино-папино крылышко. А они у нее люди немаленькие, в обиду единственную дочку не дадут».
В уме я наметил себе крайний срок, когда мне следует по-любому испариться из Наташиного дома (и из ее жизни вообще): двенадцать часов дня.
А лучше еще раньше.
Впервые порог Наташиного дома переступил любимый мужчина. Ее мужчина. Всякие-разные Костики, разумеется, не в счет.
Наташе очень хотелось, чтобы он остался у нее. Если не навсегда, то хотя бы на эти праздники. Какое это было бы блаженство: «шнурки» на даче, а они вдвоем в пустой квартире – целых четыре дня напролет! «Леша варил бы мне кофе и утром подавал в постель, а я бы готовила ему еду. Все время что-нибудь вкусненькое. И мы бы никуда не выходили. Все четверо суток! Разговаривали бы. Узнавали больше друг друга. И занимались любовью. Вдвоем, только вдвоем, одни в целом свете…»
Но так, наверное, не получится. Вон какой Алеша сосредоточенный, упрямый. Как сжатая пружина. И думает, похоже, совсем не о любви.
Он не захотел ставить машину в папин гараж. Бросил за пару кварталов от дома. Коротко сказал в ответ на Наташино предложение воспользоваться гаражом: «Мне скоро ехать». Сердце ее сжалось. Хотелось выкрикнуть: «Куда же ты – один, без документов?!» Но она сдержала себя.
Мама будто знала, что Наталья в ее отсутствие кого-то приведет: успела помыть посуду, навела идеальный порядок на кухне, вытерла всюду пыль и даже, кажется, пропылесосила все комнаты. Так что за жилье перед Алешей стыдно не было.
Четыре комнатки – пусть крошечные, но зато четыре. Папин кабинет, мамин кабинет, родительская спальня плюс Наташина комната. Большая прихожая…
Однако Алеша в комнаты не пошел, сразу устремился на кухню. Спросил:
– Кофе у тебя есть?
– Есть. Настоящий –
– Спрашиваешь! – слабо улыбнулся Алеша.
– Ты есть хочешь?
Он отрицательно мотнул головой. Его мысли были заняты чем-то посторонним.
– Тогда давай вари.
Наташа показала ему, где кофе, сахар, кофемолка, турка, а сама отправилась в ванную. Надо принять душ и привести себя в порядок после дороги, неизвестности и тягостного ожидания в аэропорту.
Когда она вышла из ванной, в любимом халатике, на столе дымилась турка, полная кофе, по всей квартире расходился терпкий аромат. Стол был сервирован вполне соблазнительно. Алексей, похоже, чувствовал себя на ее кухне как дома. Исходили паром две подогретые в микроволновой печи булки, соблазняли тонко нарезанные сыр и телячья колбаска. «А он вдобавок и хозяйственный», – радостно мелькнуло у Наташи.
Алеша глядел в телевизор. В новостях что-то бубнили о визите президента в Санкт-Петербург, об открытии чемпионата мира по хоккею. Ни слова ни о розыске Данилова, ни о доме на Металлозаводской не говорилось.
– Я у тебя тут похозяйничал немного, – оторвался от экрана Алексей.
– Ну и умник.
Наташа вдохнула запах кофе и блаженно зажмурилась. Пока она принимала душ, ей показалось, что она поняла, что им с Алешей нужно делать.
Может быть, она ошибалась, но твердо решила: ей нельзя расставаться с Алешей. Что бы ни случилось. Она должна быть с ним до конца. Зачем? Отчего? Эти вопросы Наталья себе не задавала… Но когда бы задала, то, наверно, ответила бы: в моих правилах, сказавши «а», говорить «бэ».
И еще – она верила ему. И верила в него.
– Присаживайтесь, сеньорита, – почти весело пригласил Данилов.
– Составьте мне компанию, благородный дон, – церемонно проговорила Наталья.
– Всенепременно и с удовольствием, – ответствовал Алеша.
Со стороны могло бы показаться, что они беззаботно дурачатся, по-молодому шутят, когда бы не мрачное, задумчивое лицо Данилова. Казалось, он говорил через силу, а мысли его витали далеко.
– Алеша, – решилась Наталья после того, как сделала два первых терпких, огненных глотка настоящего колумбийского, божественно приготовленного кофе, – а как тебе удалось бежать?
– Волшебным образом, – усмехнулся он.
– А конкретней? – требовательно спросила она.
– Тебе правда это надо знать?
– Я хочу знать о тебе все, – решительно сказала она и посмотрела ему прямо в глаза.
– Н-ну… – Алеша смутился, лицо его исказилось. – Я написал… Написал одну фразу…
– Какую? Да говори же ты толком! Что из тебя все клещами надо тянуть! Ну!..
– Я написал… – Он посмотрел прямо на нее. – Я написал… – Он нахмурил лоб, припоминая.
– Да покажи мне лучше – что! Или ты там целый роман написал?
Алеша покачал головой:
– Я этот клочок выбросил. Сразу, как вышел. Порвал и выбросил.
– Ну говори тогда, что писал!
Скулы Алеши слегка покраснели. Он наморщил лоб, припоминая.
– Я написал… Я написал вот что: «Я изо всех сил рванул дверь – она растворилась, и я увидел Наташу».
– И – что? Дверь открылась?!
Она была изумлена.
– Да.
– Правда?!
– Святой истинный крест, не сойти мне с этого места!
– Ты же говоришь, что у тебя все вещи отобрали? А чем ты писал? На чем?