Пока дремлют аспиды
Шрифт:
Помолчав, он задумчиво добавил:
– Или не ждать третьего раза? Ты представить не можешь всю глубину моей злости. Нимфы заплывают в Маро Озеро только в это время года и остаются в нем не больше недели. Я готовил ловушку пять дней и вряд ли успею повторить все за оставшиеся пару суток.
У Ламии на языке так и вертелось спросить, зачем ему понадобилось убивать бедных нимф, но она сдержалась. Крон был злым, беспощадным и самым отвратительным колдуном в мире. Она не удивилась, если бы узнала, что он крадет младенцев из деревень, вытапливает из них жир и готовит на нем снадобье для полетов. Бабуля рассказывала, что все черные колдуны так поступают, а в том, что Крон был хоть и главным, но самым черным из магов, она не сомневалась.
На голову ей опустилась горячая рука,
– О том, что видела, не расскажешь никому, – медленно произнес Крон, а перед ее глазами забегали золотые молнии. – А теперь убирайся и больше мне не показывайся. Для тебя это опасно, а мое время слишком ценно, чтобы тратить его на таких, как ты. Дверь там.
Он повернул ее мокрую голову налево, словно она была куклой, и Ламия уставилась на массивную деревянную дверь, которая возникла в скале там, где секунду назад был только камень.
Ничего не говори, ничему не удивляйся, просто уходи, велела она себе, поднимаясь на негнущихся ногах. Хорошо, что еще проклятия никакого не наложил. Можно сказать, легко отделалась.
Ламия покинула грот, не оглядываясь на Крона, но до последнего шага чувствуя, что тот смотрит ей в спину. Она не удивилась, когда обнаружила, что дверь вывела ее на привычную винтовую лестницу, поднимавшуюся от теплиц к кухне. Карабкаясь по ступеням, девушка кипела от злости, потому что Крон прочно поселился в ее мыслях, не позволяя думать ни о чем другом. Вспоминалось каждое его слово, каждое движение и жест. И хотя ей хотелось стереть его образ из памяти, облик главного мага, будто нарочно, мельтешил перед глазами. Особенно много вопросов вызывала его внешность. Например, почему он красил волосы в черный цвет? Стеснялся белого цвета, боялся быть «не модным», стремился быть первым во всем, в том числе, и первым красавцем в стране? Но для этого не только цвет волос нужно было менять, но и весь облик тоже. Особенно постараться над глазами. Они были слишком цепкими, слишком неприятными. А еще уставшими, словно видели слишком много. К тому же, тело у Крона было хоть и поджарым, но чересчур худым. В ее деревне такое телосложение у мужчины считалось признаком болезни. Если бы она не знала, что он главный маг, которому на стол должны подавать лучшие блюда, то подумала бы, что колдун периодически недоедает.
Когда Ламия, наконец, поднялась, то поняла, что отсутствовала не так уж долго. Судомойки еще возились с котлами, а все главные помещения кухни начинали готовиться к ужину. Пекари колдовали над хлебом и пирогами, привычно суетились поварята, бегая вокруг вертелов с мясом, главный повар плавно перемещался между котлов с супом, пробуя варево и раздавая тычки помощникам, виночерпий считал запыленные бутылки, принесенные служкой из кладовой, а по всей кухне ловко двигались помощники с корзинами, подносами и поручениями, умудряясь не сталкиваться друг с другом в тесных рядах между столами, буфетами и очагами. Все шло своим чередом.
Ламия тихо подошла к столу зеленщика, заваленного морковью и петрушкой, и присев рядом с Евой, принялась, как и она, сосредоточенно рубить зелень. Заметив ее, Ева удивленно подняла заплаканные глаза, которые тотчас же попыталась скрыть прядями волос. Наверняка, оплакивала утопленницу. Ламия же подумала и решила, что не станет тратить время на то, чтобы вымачивать нижнее белье Евы в соке морницы, как она задумала вначале. Однажды сестренка подшутила так над Ламией, и та два дня не могла сидеть. Да и вообще мстить хотелось не Еве, а совсем другому человеку. Ева хоть поплакала над ее воображаемым трупом, таких врагов стоило беречь. А вот Крон зарезал бы ее и даже бровью не повел, если бы ошибка выяснилась чуть позже – после вскрытия не-нимфы.
Наглядевшись на мокрую Ламию, Ева перевела взгляд обратно на доску с салатом, который резала, и подумав, отдала ей свой нож, который был острее и удобнее.
Вечером за Ламией привычно зашел Крист, чтобы пригласить на вечернюю прогулку по крепости. Девушка посмотрела в его веселые, слегка пьяные глаза, а потом, размахнувшись, залепила ему пощечину. И боясь потерять инициативу, быстро добавила, что больше они не друзья, и ходить в ее комнату нельзя.
Какое-то время ей казалось, что Крист ударит ее в ответ, но тут почувствовала, как подошла и встала за спину Ева, а с ней еще несколько девчонок. Молодой ведьмак, бросив на Ламию недобрый взгляд, ушел, ни сказав ни слова. А Ламия запоздало подумала, не может ли этот случай стать тем самым, третьим разом, о котором предупредил ее Крон.
ГЛАВА 3. Кормака тебе на голову
Утром Ламия чувствовала себя так, словно по ней прокатили телегу, груженую наковальней. Тело ломило, от озноба не спасла даже теплая шерстяная кофта, подаренная бабулей, а в голове поселились злобные черти, которые стучали изнутри молотками по вискам и глазам. Раньше у Ламии никогда не болела голова, и она с удивлением прислушивалась к новому чувству. Приложив ладонь ко лбу, девушка поморщилась – кожа была потной и горячей. Все указывало на то, что купание в подземной речке не прошло бесследно, и кажется, она подхватила ту самую страшную болезнь, о которой в деревне говорили только шепотом – простуду.
Пошло оно все к чертям, подумала Ламия, поразившись, что первой осознанной мыслью было увольнение. Жаль, конечно, терять такое место и столько денег, но интуиция подсказывала, что дальнейших встреч с магами на службе у Крона не избежать. Как при этом сохранить здоровье, честь и гордость, девушка не знала. Больше всего на свете ей хотелось завернуться в одеяло и, уткнувшись в подушку, провалиться в сон, ведь простуду лечили именно таким способом.
Кровать Ламии находилась рядом с окном, за которым уже виднелась серая полоска приближающегося рассвета. Эх, поспать бы еще часа три, но нет – надо вставать. А может, действительно, уволиться? Вернуться в деревню, попроситься к отцу на поле, по вечерам помогать по хозяйству матери. Впрочем, именно это и делали ее шесть малолетних сестер и четыре брата. Ламия была самой старшей в семье, ее догонял одиннадцатилетний Йорн, но даже если бы он устроился на работу, вряд ли сразу стал получать столько же, сколько она. Вспомнив о Йорне, Ламия вздохнула. Мать мечтала отправить его на учебу в духовную семинарию Хартума, и если бы Ламия продержалась еще полгода, то они смогли бы оплатить первый семестр.
– Ты чего сидишь в одеяле? – дверь приоткрылась, впустив в полутемную комнату полосу яркого света, а вместе с ней удивленное лицо Мирры. Ламия растерянно огляделась. Оказывается, она умудрилась не только проспать, но даже не заметить, как собрались и ушли на работу другие девушки.
– Хозяйку сейчас на куски от злости порвет, – сказала напарница. – Тебя с утра ищет. Ну, ты даешь! Давай собирайся, на полчаса я тебя прикрою, но на большее не рассчитывай.
«Спасибо, добрая женщина», – подумала Ламия вслед захлопнувшейся двери и потащилась в уборную, только на пороге вспомнив, что еще куталась в одеяло. В том, что ее искала Хозяйка, ничего удивительного не было. Неужели у главного мага Альцирона с утра нет других дел и обязанностей, кроме как ябедничать на слуг и раздавать приказы об их наказании? Черт с ним, с Кроном, успокоила себя Ламия, зато ты молодец: спасла несчастную нимфу.
В кухню она зашла с видом кротким и покорным. С несправедливой потерей половины заработка Ламия, конечно, вряд ли когда-нибудь смирится, но злить Хозяйку сильнее не стоило. Да и, в конце концов, Сандра лишь выполняла приказы Крона.
Поэтому, когда Хозяйка подошла к ней, грозно нависнув сверху, девушка склонила голову и приняла самый благообразный и почтительный вид, на какой была способна. Видимо, получилось плохо, так как сверху заскрежетали зубами.
– Где тебя демоны носят? Ты с утра на работе должна быть, а не в подушку рыдать. Я не знаю, какого дьявола ты сделала Крону, и где вы вообще могли встретиться, но это не повод, чтобы опаздывать на работу.