Пока дверь закрыта
Шрифт:
Мистер Байрон был безмерно горд своим именем, внешним видом, к слову - весьма неряшливым, своим опытом, предельно небольшим, но более всего умением вести беседу, достигшим такой степени утомительности, что невозможно описать. Речь его была одновременно пространна и запутанна, приправлена некоторым количеством бородатых анекдотов, так что его компании старались избежать все по-настоящему веселые люди. Он считал себя свободомыслящим человеком, и весьма презрительно отзывался относительно мыслительных способностей своих собеседников; кроме того, скуп, чревоугодлив и до чрезвычайности неряшлив; его жилет являл собой как правило редкостное сочетание пятен соуса и пива, так что его (мистера Байрона) никак нельзя было назвать украшением стола. Не имея ни к кому естественной привязанности, его нисколько не заботило, насколько он неприятен окружающим, мистер Байрон проводил жизнь размеренную, совершая утренние прогулки по городу и пристально рассматривая встречных знакомых, а по вечерам проводил время в своей комнате, в одиночестве и раздражении на весь белый свет; так проходила его жизнь, не отягощенная событиями.
2
Как-то
На это посетитель вежливо заметил, что мистер Байрон, должно быть, родственник знаменитого лорда, а мистер Байрон, в свою очередь, сказал, что, хоть он и не тщеславен, но, тем не менее, верит в то, что лорд Байрон происходил из какой-нибудь младшей ветви его семейства. Посетитель продолжил разговор о тех странных путях, которыми некоторые животные и домашние птицы оказались на гербах знатных семейств, о странных обычаях, распространенных прежде среди Северных племен, запрещавшим любому члену племени причинять вред животному, считавшемуся покровителем племени, и "смею предположить, мистер Байрон, - сказал посетитель, - что некоторым из ваших предков пришлось несладко при встречах на охоте с медведями, которых им запрещалось убивать".
"Весьма вероятно, весьма вероятно", - согласно кивнул мистер Байрон, рассерженный тем, что нить разговора ускользает у него из рук, и принялся рассказывать истории из жизни своего семейства, касавшиеся его величия, и в особенности величия прадеда, представшего в изложении мистера Байрона весьма известным человеком, хотя на самом деле торговал свечным маслом в Ипсвиче; впрочем, факт этот остался вне рамок изложения. Присутствовавшие при беседе предпочли бы рассказы философа, но мистер Байрон не дал ему второго шанса и утомлял всех своими повествованиями все обеденное время.
3
День или два спустя, мистер Байрон, как обычно, совершал утреннюю прогулку по городу, и, по привычке, разглядывал прохожих, когда приметил небольшую группу людей в углу рынка. Он поспешил туда, чтобы посмотреть, что вызвало такой интерес, и растолкав собравшихся, увидел в центре круга двух, по виду, иностранцев, и с ними большого бурого медведя. Медведь был одет в пальто, на голове его был котелок, а на плечах шест, который он придерживал своими длинными когтями. На вид дружелюбный и послушный, повинуясь командам, он приплясывал, неуклюже приседая и подскакивая на коротких лапах. Небольшие глаза и красный язык, мелькавший среди острых зубов, показались мистеру Байрону весьма любопытными, и он продолжил пробираться вперед, пока не оказался внутри кольца. Медведь шел, пританцовывая, но когда приблизился к мистеру Байрону, приблизился настолько, что мистер Байрон мог ощутить сильный и резкий запах зверя, то вдруг остановился, что было воспринято мистером Байроном как признак любопытства, бросил свою палку и потянулся к нему, словно к старому знакомцу. Мистер Байрон, охваченный внезапным ужасом, слабо вскрикнул. Один из иностранцев позвал медведя, тот немедленно поднял свою палку, и продолжил пританцовывающие движения. А мистер Байрон, вдруг почувствовав сильное отвращение к происходящему, выскользнул из толпы, чувствуя себя больным, слабым и полностью опустошенным. У него было такое чувство, что он избежал некой смутной опасности, не вполне ясной, если бы медведь сумел обнять его, не вмешайся иностранец. Случай не шел у него из головы те несколько дней, которые он чувствовал себя разбитым, почти не спал, и часто вспоминал о маленьких медвежьих глазках и красном языке между острыми зубами. Он отказался от своих обычных утренних прогулок по городу и совершал их в саду Колледжа.
4
Неделю спустя, ночным часом, случилось так, что мистер Байрон внезапно пробудился от сна в своей кровати, что стало частым явлением. Его комната располагалась на первом этаже, в южной части здания суда, неподалеку от дома прислуги. Он пробудился со странным неприятным ощущением, как если бы кто-то или что-то коснулось его руки; ему казалось, он чувствует горячее и зловонное дыхание на своем лице; и, что еще более повергло его в ужас, запах медведя, тот самый, который он ощутил на рынке. Поначалу он не осмеливался пошевельнуться, затем, набравшись храбрости, зажег свечу и, все еще дрожа, осмотрелся. Все вокруг выглядело так, как должно было выглядеть; он поднялся и, со свечой в руке, вышел в маленькую неудобную гостиную, а затем прошел к дальней двери, которая оказалась заперта. Чувствуя себя более уверенно, он открыл буфет, в котором хранил бренди, выпил, и вскоре почувствовал прилив отваги. Часы монотонно пробили три; мистер Байрон вернулся на свое ложе, но заснуть так и не смог, и был чрезвычайно рад, когда сквозь занавеси пробился первый солнечный луч, а среди плюща за окном защебетали воробьи.
5
Наступили каникулы, ученики разъехались, равно как и большая часть преподавателей. Мистер Байрон остался бы в Колледже один, если бы не декан, старый человек, подверженный дремоте настолько, что разговаривать с ним было бесполезно, и один или два обеда прошли в унынии. Но мистер Байрон не мог сдержаться и постепенно, слово за слово, поведал старому декану историю своей встречи с медведем и свои ночные видения. Старик слушал его невнимательно,
Мистер Байрон сказал, что, по его мнению, крепкое пиво или бренди в таких случаях помогают намного действеннее, но декан уже склонил голову и ничего не сказал по этому поводу, впрочем, как не сказал более ничего ни по какому поводу.
6
Мистер Байрон вскоре остался один в Колледже, поскольку декан отбыл, и пребывал в скверном расположении духа. Он перестал обедать и довольствовался тостами и чаем, в который добавлял бренди. Он перестал ходить в столовую и основную часть времени проводил в своей комнате, барабаня пальцами по столу. В это время он начал вести записи в небольшой записной книжке о событиях, воспринятых им чрезвычайно близко. Как следует из этих записей, он не был в мире с самим собой, и сожалел о потраченной впустую эгоистичной жизни; были здесь также записи, касавшиеся странных происшествий с некоторыми семействами, глупые рассказы времен его детства и юношеского возраста, которые не имели ни начала, ни конца, к примеру такой: "Когда я гулял в саду, в вспомнил, как Марджори подошла ко мне, показала груши, которые ей дала госпожа Викерс, и предложила мне; но я отказался и предложил ей сыграть на них в игру, которую мы называем паттл-поттл; я жульничал, выиграл у нее все груши, съел их да еще смеялся над нею, так что она расплакалась. Мне жаль, что я обманул Марджори. Она умерла 8 апреля 1748 года, от ангины, но это было много позже. Я плохо относился к ее мужу, он так скверно разговаривал со мной..." И тому подобный вздор, без какого-либо порядка. Через несколько страниц записи были сделаны трясущейся рукой, линии строк налезали друг на друга: "Это самая плохая вещь, которая когда-либо приключалась со мной в жизни, но я никак не могу описать ее, поскольку, боюсь, не знаю, что это. Может быть, Господь пожалеет и пощадит меня, и простит мне неверие мое. Вот как это случилось: я проснулся встревоженный, как мне кажется, около трех часов ночи (это было в среду, мне кажется, - но я в этом не уверен, как не уверен и в остальном), поднялся и услышал, как кто-то ходит, взад-вперед, снаружи моей комнаты; кто-то, кто трижды пытался открыть дверь, она прогибалась и трещала, но выдержала. Затем я услышал, как кто-то фыркнул под дверью, и почувствовал запах, который не могу описать, поскольку он вызывает у меня отвращение...
– О Господи, я погиб!
– О Господи! Снова я услышал его; оно фыркало и дышало под дверью. Все это время я стоял неподвижно, не осмеливаясь пошевелить ни одним членом, одеревеневший и похолодевший. Медленно светало, стало тихо, наконец, я набрался мужества и отворил дверь. В комнате царил полумрак, но - о Господи! Как я только могу писать об этом - Господь смилостивился надо мною; медведь стоял, как я и опасался, ссутулившись, напротив двери, и смотрел на меня своими маленькими глазками; я видел красный язык между острыми зубами. Это был конец.
– О Господи, что мне делать? Я затворил дверь, но ослабел настолько, что вынужден был ползти к моему ложу; этот ужасный смрад преследует меня: оказывался ли когда человек в положении более ужасном, чем я? О Господи!
Эта запись заканчивается неразборчивыми каракулями, которые, кажется, представляют собой переданные по памяти фрагменты Псалма XCV, "Живущий под покровом".
Имеется еще только одна запись, сделанная двумя днями позже. "Дальше ничего не произошло, и ужас понемногу схлынул; но мне никак не удается изгнать запах чудовища из комнат, моя одежда пропиталась зловонием, равно как и моя еда. Слишком много времени я провел в закрытом помещении. Я должен покинуть и место и уехать как можно дальше; мне нужна другая жизнь, и другая диета, и - молитва, может быть, это мне поможет. Я не осмелюсь обратиться к врачу, а если обратиться к священнику - то не знаю, с чего начать. Я не могу избавиться от мысли, что меня ждет несчастье, но даже не могу предположить, какое именно. Наверное, сегодня слишком поздно, я просто боюсь изменить свою жизнь. Если бы это случилось со мной лет двадцать назад! Проклятие моей семьи пало на меня, и я сам в этом виноват. Если бы у меня был хоть один друг, хоть один близкий человек, к которому я мог бы обратиться, у меня оставалась бы надежда. Если бы моя маленькая Марджори были жива, она поняла бы меня..."
7
Развязка наступила стремительно; но все, что я смог найти - это краткая заметка-некролог относительно мистера Байрона, которая была опубликована в Журнале для Джентльменов от 20 июля 1788 года, двумя днями позже случившегося. Содержание ее было таково:
"18 июля, в гостинице Рыба и Утка, Коттэнхэм, скончался мистер Байрон, преподаватель Магдаленского Колледжа, Кембридж, остроумный и всеми уважаемый человек. Ему смерть произошла в результате несчастного случая. Указанный джентльмен, находившийся в превосходном здравии, по своему обыкновению, совершал утреннюю прогулку в окрестностях Кембриджа, где постоянно проживал. Утром 18-го июля два норвежских моряка, известные как Свайн и Бам, водили по улицам Коттэнхэма обученного медведя, когда мистер Байрон внезапно показался из переулка. Медведь, без видимой причины, не нашедшей объяснения, вырвался и сделал движение, будто хочет обхватить мистера Байрона, застывшего рядом в нерешительности. Он попытался убежать, когда медведь оказался рядом с ним, но упал на землю, и зверь схватил его. Его сразу же вызволили, но он, казалось, был охвачен ужасом, от которого не оправился, и умер тем же полднем.