Пока еще здесь
Шрифт:
Боб поморщился, пожал плечами и попытался протиснуться мимо Сергея или хотя бы убрать миску подальше от его лица.
В конце концов покачал головой и сказал: “Вы, эмигранты, считаете приложения какой-то новой золотой лихорадкой”.
– Да, считаем, – подтвердил Сергей. – И что же здесь не так?
– Ах, мой бедный друг, – ухмыльнулся Боб.
От одного этого воспоминания Вику передернуло. И теперь она схватила Сергея за рукав и потащила прочь.
Все пили шампанское на террасе. Дверь на нее была из спальни, так что пришлось миновать длинный коридор и пройти через спальню мимо Вадиковой
Они облокотились на перила и притворились, что любуются видом. Квартира Вадика была на пятом этаже, так что смотреть было особенно не на что. Жара еще не спала, но зато подул теплый ветерок, больше похожий на струю фена, чем на освежающий бриз.
– Можно, я скажу тост? – спросил Боб.
– Конечно, старина, – сказал Вадик.
Глядите-ка, как подлизывает боссу, подумала Вика.
– Вам всем, значит, сейчас сколько? Тридцать восемь-тридцать девять, так? – уточнил Боб.
– Ага, – подтвердил Вадик.
– Эй, мне тридцать пять! – вставила Вика, но Боб ее проигнорировал.
– Это дикий возраст, – продолжил он с чем-то вроде ухмылочки. – Что-то типа пубертата у взрослых. Когда стукнуло сорок, вы уже такие, как есть, и это окончательно, после уже нет пространства для маневра, и надо с этим смириться. Люди совершают чертову уйму дикой фигни перед сорокалетием.
Но у меня-то еще есть небольшое пространство для маневра, так ведь, подумала Вика.
– Знаете, чем я занимался между тридцатью девятью и сорока? – спросил Боб. – Я развелся с женой, продал дом, бросил корпоративную работу, запустил “Цифрогика” и пытался устроиться на одну должность.
– Я не знал, что ты пытался устроиться, – сказал Вадик. – А что за должность?
– Неважно. Там не сложилось, – ответил Боб. – Я к тому, что давайте выпьем за Вадика, и за всех вас, и за переломный момент в вашей жизни!
Под всеобщий одобрительный гул они выпили.
Я моложе. Хотя бы малюсенькое пространство для маневра у меня еще есть! – думала Вика. Она глотнула шампанского, и пузырьки попали в нос. Она фыркнула, поперхнулась и закашлялась.
Вадик постучал ее по спине.
– Полегчало? – спросил он. Она кивнула.
Дорогой одеколон выветрился, и теперь от него так привычно по-родному пахло солеными огурцами. Она помнила этот запах еще со времен, когда они с Вадиком встречались в институте. И еще по тому злосчастному дню пять лет назад, когда два часа целовались на диване у нее дома на Стейтен-Айленде. Вика стала спускаться ниже, но он отпрянул, и пряжка ремня оцарапала ей правую щеку. Даже кровь выступила. Вадик вел себя так, будто напрочь забыл об этих двух часах. О часе и сорока минутах, если точнее. И он был прав. Правильнее это забыть. Всегда правильнее забывать, отпускать, не ждать слишком многого, не требовать слишком много от жизни.
“Викуша, ты требуешь слишком многого. В этом твоя проблема”, – не раз повторяла ей мать. Она работала нянечкой в маленьком городке на Азовском море. У нее был муж, тихий пьянчужка, собака да корявая яблоня в саду. Большего она не требовала. И две Викиных сестры тоже. Одна была старше на четырнадцать лет, другая на двенадцать. Они всегда были для нее скорее противными тупыми тетками, чем сестрами.
Но
– Шампанское – это прекрасно! – воскликнул Сергей.
Боб усмехнулся.
– Бобик его обожает! – целуя Боба в ухо, сказала Регина, что было довольно странным проявлением нежности.
В России Бобиком чаще всего называют собак. Вике было любопытно, знает ли об этом Боб. Но откуда ему знать? Все, что он знал о России, было со слов Регины, которая сообщила ему, что она из известной и очень культурной российской семьи. Ее прадед – знаменитый художник, ее бабушку и дедушку преследовали при Сталине, ее мать однажды ходила на свидание с Бродским. Отчасти все было правдой, но лишь отчасти. Про историю с Бродским Вика ничего не могла возразить наверняка, но зато точно знала, что прадед-художник вовсе не был таким уж знаменитым. Иначе его бы помянули в Большой советской энциклопедии, а его там не было – она проверила.
Вика как-то сказала Сергею, что поняла, почему Боб женился на Регине. Все очень просто. Разбогатев, он ощутил старомодную американскую потребность поддержать культуру какой-нибудь страны Старого Света и заняться благотворительностью. И тут Регина убивала двух зайцев разом.
– Ты такая злыдня! – ответил Сергей.
Пронзительный звонок донесся откуда-то из области Вадикового паха.
– Босса-нова? – подсказал Сергей.
– Оссо-буко, – снова поправила Вика.
– Седжян! – произнес Вадик и быстро схватил трубку. И тотчас расплылся в широкой глупой улыбке. Он что-то шептал в телефон, потом прижимал его к уху, снова что-то шептал.
– Ребята, скажите Седжян привет, – сказал он, развернув к ним телефон.
Слегка размытая, но все же несомненно красивая женщина, чье лицо заняло весь экран, произнесла: “Привет”. Довольно равнодушно.
Они все поприветствовали ее.
Вадик снова зашептал что-то в телефон, Седжян шептала что-то в ответ. Они так и шептали, пока наконец тон голосов не сменился с нежного на слегка раздраженный, а потом и вовсе злой, а сам шепот превратился в шипение.
– Переключусь на айпад, – сказал Вадик. – Там изображение лучше.
Он ушел в спальню, бросил телефон на кровать, взял айпад и стал набирать.
На экране появилась более крупная и красивая Седжян.
– И что теперь? – спросила она.
Вадик направился в ванную.
– Эй, куда ты меня тащишь? – запротестовала она. – Ты же знаешь, я не выношу, когда ты носишь меня за собой!
– Хочу показать новую занавеску в душе, – и Вадик захлопнул за собой дверь.
– Нам он занавеску не показал, – зевнув, заметила Регина.
– Уверен, он намерен показать ей кое-что совсем другое, – сказал Сергей.