Пока летит пуля
Шрифт:
– Обычно, бывая в командировках, я предпочитаю ужинать в одиночестве, следуя изречению Гюльбенкяна о том, что лучший ужин - это ужин вдвоем, на котором присутствуешь ты и вышколенный до блеска официант.
С печальной улыбкой женщина произнесла:
– А я терпеть не могу ужинать в одиночестве.
Они решили вместе отправиться в "Ла Пупуль". Во время ужина Джо как бы невзначай время от времени касался ее руки и плеча. Один раз его нога вроде бы случайно задела под столом ее ногу. К тому времени, когда им принесли кофе, он чувствовал себя почти победителем. Он уже знал, что ее супруг, который был на двадцать
– После ужина я собирался сходить на последнее представление в "Крэйзи Хорс", - сказал он, снова прикоснувшись к ее руке. - Для вас такое путешествие не будет слишком рискованным?
Она улыбнулась и покачала головой.
– Одна бы я, конечно, туда пойти не решилась... хотя рисковать мне нравится.
После безупречного представления в "Крэйзи Хорс", насладившись пленительной красотой выступавших девушек. Джо Ролинз был готов отправиться хоть на край света. Однако ее номер в "Пласа Атене" был гораздо ближе. Вероятно, она рассудила, что так им будет удобнее. Когда они вошли в холл, женщина ему тихо сказала, что после любовных утех она предпочитает оставаться в постели.
Открыв дверь своего номера, она пригласила его войти и мягко проворковала:
– Тебе очень хотелось сегодня ночью позабавиться - ты получишь это удовольствие, только не совсем так, как ты на это рассчитывал.
Дверь за ним захлопнулась. Он смотрел на большую двуспальную постель и на сидевшего на ней Кризи, который держал в правой руке направленный на него пистолет с глушителем. Негромко сказанные им слова, казалось, повисли в комнате. Джо Ролинз услышал в них свой смертный приговор.
– Я ведь оставил тебе подъемные, Джо... И все-таки ты это сделал.
Джо почувствовал себя так, будто удавка уже была наброшена на его шею. Его трясло от страха.
– Что я сделал, Кризи?
Кризи бросил ему фотографию. Джо кинул на нее беглый взгляд - на снимке он был запечатлен в ресторане вместе с Мервадом Квикасом.
Теперь он точно знал, что живым из комнаты не выйти.
– Что ты выбираешь, Джо, - легкую смерть или мучительную? У меня впереди вся ночь.
Джо Ролинз пытался что-то сказать, но не мог. Его глаза были прикованы к дулу пистолета.
– Ты сказал им, как меня зовут? - спросил Кризи.
Ролинз кивнул.
– Ты назвал им имя Грэйнджера?
Ролинз снова кивнул.
– Ты связывался с Абу Нидалем?
Ролинз опять кивнул.
– Он тебе заплатил?
Ролинз отрицательно покачал головой.
– Значит, ты выложил им все, что знал, а я узнал то, что мне было нужно. Заплатил тебе Джибриль. Я так понимаю, деньги эти у тебя лежат в ванной.
Ролинз кивнул. Дуло пистолета и глаза Кризи словно парализовали его.
Выстрел прозвучал, как негромкий разрыв хлопушки. Пуля вышла точно между глаз.
Кризи открыл дверь номера. В коридоре стояла Николь. Он жестом пригласил ее зайти. Взгляд женщины остановился на распростертом на полу теле. Кризи повесил на ручку двери табличку с надписью "Просьба не беспокоить" и запер дверь.
– У тебя есть ключ от его номера? - спросил он.
– Лежит у него в кармане.
Кризи нагнулся, вывернул карманы костюма Ролинза
– Пойди в его номер, зайди в ванную комнату и обыщи ее. Там ты найдешь пакет с деньгами, скорее всего где-нибудь за унитазом. Принеси его сюда.
Вернулась она через пять минут с толстым конвертом. Тело уже было накрыто длинной белой купальной простыней, с одного конца которой расплывалось большое красное пятно. Кризи пересчитал деньги. В конверте оказалось около семидесяти пяти тысяч долларов затертыми пятидесятидолларовыми купюрами. Он отсчитал двадцать тысяч, положил их обратно в конверт и передал Николь.
Глава 18
Сенатор Джеймс Грэйнджер вошел в тот же самый ресторан в Вашингтоне и сразу увидел Кризи, который сидел за угловым столиком с каким-то мужчиной. Он присоединился к ним. Кризи представил своего спутника.
– Фрэнк Миллер, - коротко сказал он.
Сенатор внимательно изучал незнакомца. Ему было между сорока и пятьюдесятью. На крупном сильном теле сидела несоразмерно маленькая голова. Лицо у него было круглым и полным, почти как у херувима. Одет он был в темный костюм и белую крахмальную сорочку с ярко-синим галстуком. Выглядел незнакомец как любимый всеми дядюшка. Они заказали ужин, и Кризи попросил Генри - мэтра по винам, принести им бутылочку того же вина, что они заказывали в прошлый раз.
Накануне ночью Кризи позвонил сенатору и сказал, что события развиваются в несколько ином направлении, чем предполагалось изначально. Они договорились встретиться за ужином и обсудить изменившуюся ситуацию.
– Что же так резко изменилось? - спросил сенатор Кризи, бросив подозрительный взгляд в сторону Фрэнка.
Кризи перехватил этот взгляд.
– У меня нет секретов от Фрэнка, - сказал он. - Я знаю его много лет. Джим, должен тебе сказать, что я допустил промашку. Надеюсь, она будет последней. Мне нужно было убрать Джо Ролинза еще в Каннах, но вместо этого я сдуру дал ему подъемные... Думал, что тем самым заплатил за его молчание. Я ошибался. Вместо того чтобы угомониться, он задергался, связался с арабами и продал наши имена Ахмеду Джибрилю из ФНОП-ГК. Тот факт, что Джибриль заплатил ему, подтверждает, по крайней мере для меня, что именно Джибриль организатор теракта. Теперь он знает, что я за ним охочусь. Ему известно, на что я способен. Найти меня он не сможет. Но, Джим, найти тебя ему не составит никакого труда, ты не из тех, кто может скрываться. ФНОП-ГП почти наверняка имеет отделение в Штатах. Я совершенно уверен, что они попытаются до тебя добраться. Похитить тебя и силой вытащить из тебя информацию. - Он сделал жест в сторону Миллера. - Я привел с собой Фрэнка, чтобы быть уверенным, что этот номер у них не пройдет.
Грэйнджер взглянул на Миллера.
– У меня есть охрана. Как и у всех сенаторов.
Кризи покачал головой.
– Этого недостаточно... Ты, Джим, будешь жить вместе с Фрэнком и двумя его напарниками до тех пор, пока все не образуется. Это нужно не только ради твоей безопасности, но и ради моего спокойствия. Тебе придется терпеть их двадцать четыре часа в сутки. Они постоянно будут находиться в нескольких ярдах от тебя, даже когда ты будешь в туалете. Двадцать четыре часа в сутки, Джим. Другого выхода я не вижу... до самого конца операции, а она может продлиться год, а то и больше.