Пока мы будем летать
Шрифт:
— Она тебя бросила? — я продолжаю мыть пол, но в этот раз не свожу глаз с Тима. Он смотрит в окно на луну, выглядит немного угнетенно.
— Что? Нет, — он улыбнулся, обнажая красивые ровные зубы (фотография, где 15-летний Тим в брекетах есть только у меня — преимущества дружбы). — Просто она мне надоела. — Сказал он, но на самом деле имел в виду «просто она не Брук». Я лишь тяжело вздохнула в ответ. — Так что на счет бургеров?
Я переоделась, и мы с Тимом, не включая света, сели за стойкой и принялись есть бургеры, запивая их колой. Сначала мы молчали. Мы давно не общались
— Ты задала вопрос, — произносит парень и умолкает. Я же смотрю на него взглядом, полным недопонимания, потягивая в то же время колу. — Вопрос. Про растраченную впустую молодость.
— Это было, кажется, в ночь перед тем, как Брук уехала? — спрашиваю я. С момента уезда Брук прошла уже целая неделя, и мне сложно определить, когда именно я задавала этот вопрос и при каких обстоятельствах, потому что в моей голове он повторяется снова и снова.
— Да. Ты задала этот вопрос не тому человеку, — парень усмехается. — Я просто хотел спросить… У тебя проблемы с Томом? — Тим старается говорить осторожно, словно идет по тонкому льду, который вот-вот треснет. Надуваю щеки, а затем выпускаю наружу весь воздух, застрявший в моих прокуренных легких.
— Почему вы все, чёрт возьми, так не любите Тома? — усмехаюсь я, прячу глаза, потому что и в Томе дело тоже. Но Тим вряд ли поймет, потому что, вероятно, в этом есть и его вина, и Брук, и Эйприл. А может, и не их всех вовсе вина, а моя. Я пока что этого не решила, но это ли так важно?
— Ему тридцать! — восклицает Тим, словно это действительно веский аргумент.
— Возраст — это не диагноз!
— Не в его случае.
— Знаешь, это лучше, нежели любить девушку, которой ты к чёрту не нужен! — выпаливаю я, но вскоре жалею о сказанном. Выражения лица Тима не меняется. Он тяжело вздыхает, но не возражает, ведь знает, что это правда.
Я поднимаюсь с места, едва ли не разливаю свой стаканчик с колой. Мне не стоило этого говорить. Иду на кухню, к мойке, чтобы помыть за собой тарелку. Будет всё же лучше не оставлять улики для Тони.
— Нам уже пора. Нужно закрыть кафе, и всё такое, — надеваю пуховик, достаю из кармана джинсов все чаевые и высыпаю их в сумочку. Достаю ключи и верчу на пальце, сообщая заодно и Тиму, что пора уже уходить. Мне так неловко. Наверное, когда мы впервые поцеловались в одиннадцать лет, мне было менее неловко.
— Нет, подожди, — он подбегает ко мне. На нем уже тоже куртка и смешная веселая шапочка с завязками, что висят по обе стороны, которую он никогда не осмелится надеть в присутствие Брук. — Я знаю, что это правда. Всё нормально, — его пальцы обхватывают моё запястья. Он так преданно смотрит мне в глаза, отчего мне прямо в горле сушит. — Ты с ней уже общалась?
Я не в силе произнести и слова, поэтому просто отрицательно мотаю головой в ответ. И вру. Брук звонила мне. И не один раз. Каждый день мы общаемся с ней как по расписанию — днем и вечером. А ещё время от времени она присылает мне на Facebook мемы или что-то вроде того. Но ни слова о Тиме. И я знаю, что если скажу ему об этом, это
— Почему ты всё ещё дружишь с ней? Иногда она относится даже к самым близким людям как к дерьму, — спрашивает парень, когда мы не спеша направляемся в сторону моего дома. На улице всё так же холодно, что характерно для февраля. У меня в руках бумажный пакет с бананами и большой бутылкой газировки. Хотела купить сигареты, но, в конце концов, выбрала почему-то газировку. Со вкусом винограда. Не знаю, просто вдруг захотелось так сильно пить. Решила потушить жжение в горле не едким дымом, а не менее вредной вещью.
Слова Тима заставили меня улыбнуться.
— Потому что после того, как мой отец покончил с собой, она была единственной, кто подошел ко мне и вместе этих отвратительных слов утешения, просто общалась со мной, будто ничего не случилось. А когда мы шли домой после школы, она мне сказала — «А у меня кошка умерла позавчера». Представляешь?! Так и сказала!
— Это вполне в стиле Брук, — Тим издал тихий смешок.
— Она никогда не относилась ко мне как к дерьму. Думаю, это просто особенность характера Брук. Она всегда говорит правду, даже если она неприятна. Многие этого боятся.
Поскальзываюсь на месте, но парень хватает меня за локоть, не позволяя мне упасть. Неуклюжесть — моё второе имя.
И мы идем дальше. Говорим о Брук в прошедшем времени, словно она больше не вернется. Больше того, будто она уже умерла. Вообще удивительно, но в прошедшем времени человек обретает столько положительных качеств, сколько в мрачном «теперь» ему даже не видеть. Интересно, говорил ли кто-то обо мне тоже в прошедшем времени?
— Уже двенадцать, — сообщает мне парень, когда мы уже находимся у ворот моего дома. Надо же, как поздно. Это чёртова работа отнимает у меня всё время. Я должна жить, а не работать. Но чёрт, во взрослой жизни иначе нельзя, не так ли?
— Зайдешь на чай? — спрашиваю я. Мы оба поворачиваем голову в сторону дома. На кухне и в гостиной горит свет. Наверху в комнате Эйприл уже темно. Неужели уже спит?
— Том дома?
— Скорее всего, да, — морщу нос. Чувствую вину за то, что была бы рада провести этот вечер в компании придурка Тима, нежели в компании своего же парня.
— Тогда я лучше пойду домой.
Мы обнимаемся и расходимся. Я подхожу к двери собственного дома и некоторое время стою перед дверью. Лучше бы я купила сигареты. Достаю из пакета газировку, представляю, что это водка (что конечно же, не срабатывает), и делаю глоток. Собираюсь с силами и захожу.
Дверь хлопает за моей спиной, и вместе с этим звуком я слышу, как становится тише звук телевизора. Спустя минуту передо мной оказывается Том. Он помогает мне снять пуховик, после чего обнимает. От него пахнет домом и уютом. Проблема разве что в том, что дом этот не чувствуется домом.
— Эйприл…?
— Пятнадцать минут назад пошла спать, — шепчет Том. Хотя я уверена, что проницательный слух девушки и так успел уловить моё появление. — Я приготовил ужин. Но думаю, теперь его нужно разогреть, — Том целует меня бегло в щеку и уже спешит на кухню.