Пока мы рядом

Клуун Рэй

В аэропорту Скипхол мы прощаемся. В такси меня прошибает холодный пот. Еще десять минут — и я дома. Что я скажу? Что снял кольцо, когда заходил в море? Или перед металлоискателем в дискотеке? Такси сворачивает у госпиталя. Остается еще несколько минут. К счастью, зажигается красный сигнал светофора. Или сказать так…

Мне приходит сообщение. ФРЭНК моб.

Пошарь в левом кармане куртки.

Я быстро ощупываю себя. Ничего. Другое сообщение.

Я имею в виду, в правом.

Я проверяю другой карман. Я чувствую… да! Мое кольцо! МОЕ КОЛЬЦО! Мое единственное, любимое, красивое обручальное кольцо.

Приходит новое сообщение.

Нашел его в лифте «Пеликана».

Дэн, Дэн, кончай с этим. Удачи тебе сегодня. Целую.

29

Девчонки, нам от них не уйти никуда, Они просто нас сводят с ума, Да, сэр, такова наша участь… Raymond van het Groenewoud, песня «Meisjes» из альбома «Nooit meer drinken» (1977)

He знаю, правда ли, что у женщин хорошо развита интуиция, чего зачастую опасаются мужчины. Когда я приехал домой, Кармен даже вскользь не поинтересовалась, хранил ли я ей верность. Наоборот, она извинилась за то, что резко говорила со мной по телефону.

Однажды я все-таки прокололся. С Шэрон.

Шэронбыла секретарем в «BBDvW&R/Bernilvy». Блондинка, весьма соблазнительная и с потрясающим бюстом. Чашечка «D», полный улет [21] . С первого же дня нашего знакомства я мечтал увидеть эти груди в живом контексте. У Шэрон с этим не было проблем. У нее никогда не было с этим проблем. Даже с Рамоном. Или с Хаканом, как я недавно узнал. И что, разве я один достоин осуждения?

21

Рэмпл из «Новогоднего послания» (2002) Юпа-фант-Хека (Youp van’t Hek).

Я совершил глупость, оставив в своем ежедневнике анонимный телефонный номер, как раз в той графе, где у меня значилась вечерняя «встреча с клиентом». Типичная ошибка начинающего. На следующий день Кармен позвонила по этому номеру, услышала в трубке «Шэрон слушает», повесила трубку, заглянула в мой телефонный справочник, проверить, работает ли в «Бернилви» Шэрон, после чего сличила номера. Так и есть. В тот же вечер, как бы между прочим, она спросила меня, что за Шэрон появилась в агентстве. Я приложил максимум усилий, чтобы не покраснеть, и ответил, что Шэрон — это блондинка в приемной.

— Неужели? — возмутилась она, тыча мне в нос моим ежедневником с телефонным номером. — Эта отвратительно вульгарная штучка с огромными сиськами, только что не вываливающимися из платья? И ты был с ней в постели?

Я стал пунцово-красным. И не посмел солгать:

— Карм… Да.

— И как часто?

— Э-э… всего один раз.

Правда «по Клинтону»: мой кабинет, туалеты в «Пилсвогел» и диван в ее доме не считаются «постелью».

«Де Пилсвогел».Хороший кабак (маскирующийся под старомодное амстердамское кафе, куда часто ходят девчонки яппи из квартала Де Пийп), хорошая терраса (ланч под солнцем, до половины третьего, еще часок на солнце, с пяти до шести, уже на другом конце террасы), хорошая тусовка (но избегайте вечера пятницы, когда подтягиваются «белые воротнички» из финансового квартала).

Кармен пришла в ярость, а я наивно удивился. Разве я не предупреждал ее о своей монофобии? Ну, допустим, это было на первом свидании, и больше я об этом не заикался — но разве она не изучила меня за годы нашей совместной жизни? Фрэнк однажды сказал мне, что такую логику вряд ли можно считать логикой праведника. Кстати, в этом его поддержала и Мод. Но они оба хранили в тайне от Кармен мои эскапады, включая и интригу с Шэрон.

Впрочем, с Томасом я в последние годы стал вести себя более осторожно. Он не посвящен в тайны моего списка «неотложных дел». Не говоря уже о регулярном сексе на стороне. Хотя про Шэрон он знает, но это дела давно минувших дней, когда он и сам изредка позволял себе гульнуть. Поэтому совершенно естественно, что и Анна в курсе. Когда

Кармен узнала про меня и Шэрон, она уехала к Анне и жила у нее несколько дней.

Рамон тоже страдает монофобией. Но, в отличие от меня, он не замечает, что частота наших измен превратила их из хобби в зависимость. Нам все время нужен допинг. Новые имена, телефоны, адреса электронной почты. Как алкоголику, который отрицает свою зависимость, но держит в ящике рабочего стола бутылку водки, чтобы продержаться в течение дня. И скрывает эту пагубную привычку от окружающего мира. Так же, как и Кармен, жена Рамона даже не подозревает, насколько серьезно болен ее муж.

Монофоб подпитывает свою зависимость встрясками, которые получает от измен. Такие чувства, как раскаяние и вина — у нормальных людей это встроенные тормоза, сдерживающие тягу к изменам, — ему неведомы, он с легкостью от них отмахивается. Монофоб убеждает себя, что он (или она, но чаще все-таки он) не причиняет своей половине никакого вреда сексом на стороне. Говоря в свое оправдание «пока она не замечает», «я не перестаю любить ее, даже занимаясь сексом с другой» и «я умею разграничить секс и любовь», он пускает пыль в глаза своим друзьям и себе самому. В глубине души монофоб сознает, что это всего лишь отговорки, позволяющие ему поддерживать имидж хорошего парня. Потому что на самом деле вряд ли кто одобрит столь презренный стиль жизни. Монофоб же вовсе не считает себя порочным.

В моем случае все обстоит иначе. Инцидент с обручальным кольцом был очень показательным, так низко я еще никогда не падал. Моя монофобия, которую я всегда рассматривал как приятное, невинное и контролируемое увлечение, становится одержимостью. Кайф, который я получаю от походов налево, гораздо сильнее, чем удовольствие от женщин и секса как такового.

Последние несколько месяцев, с тех пор как мы с Кармен коротаем вечера дома, я считаю дни до наступления пятницы. «Веселой пятницы Дэнни». И вот в конце рабочей недели, когда мы расслабляемся пивом в «MIU» или ужинаем в ресторане, у меня начинается зуд, я жду не дождусь полуночи. Когда в «Вак Зуид», «Бастилии», «Парадизо» и отеле «Арена» веселье в разгаре. Это мое время. И подцепить кого-то все легче и легче. Даже Фрэнк, которому я на протяжении многих лет докладывал о своих приключениях, не знает, как далеко я зашел в своей одержимости. Вот почему в последнее время я предпочитаю компанию Рамона. И не то чтобы он стал моим лучшим другом, просто перед ним мне, по крайней мере, не бывает стыдно.

30

Слезы на щеках, печаль в глазах, Отчаяние. Иди ко мне, не плачь, я слезы поцелуем смою, В моих руках ты насладись покоем. Поверь моим словам, что навсегда мы вместе, Но что я слышу: она снова шепчет, Что все это я говорил уже… Tr"ockener Kecks, песня «In tranen» из альбома «Met hart en ziel» (1990)

— Волдыри почти прошли.

Кармен стоит перед зеркалом в спальне. Она приподнимает грудь, рассматривает ее со всех сторон. Я лежу в постели и наблюдаю за женой. Самые страшные ожоги заживают. Начинает нарастать кожа. Кармен в последний раз придирчиво оглядывает грудь, надевает бюстгальтер и, голая, ложится рядом со мной. Завтра ей предстоит отправиться в Синт Лукас. Там ей ампутируют молочную железу.

Это последний вечер, когда я засну возле своей жены, у которой еще две груди. Никто из нас толком не знает, стоит ли говорить об этом или лучше помолчать. Как бы то ни было, ни у Кармен, ни у меня не возникает желания отпраздновать предстоящее событие хорошим сексом, устроив прощальную вечеринку для ее груди. Кармен лежит, склонив голову на мое плечо. Еще мгновение — и молчание прерывается громким всхлипыванием. Я чувствую, как ее слезы стекают по моему плечу уже в миллионный раз, с тех пор как рак ворвался в нашу жизнь. Я крепче прижимаю ее к себе, и мы молчим.