Шрифт:
I
Маятник влево, маятник вправо. Тик-так, тик- так…
На чердаке сквозь небольшое окно с подтёками от непрошенных дождей и прилипшими по бокам ошмётками наглой грязи, пробивался свет. Пыль золотом искрилась в тёплых косых лучах и Изуми на секунду отвлеклась от маячивших перед глазами карманных часов, так напоминающих ей полную луну, протянула правую руку к струящемуся потоку света и попыталась захватить золотые пылинки. Разжав ладонь, она не увидела ничего, кроме линий на коже и розоватой царапинки. Мелкие частицы всё так же танцевали, купаясь в тёплом свете, правда, её движение немного привнесло хаос в их размеренный ритм.
– Не отвлекайся, Изуми, – тут же раздался голос над головой и она виновато вернула руку на колено, ссутулила плечи и, поболтав ногами сидя в пыльном,
– Ой, – мягко улыбнувшись, девочка утёрла сопли рукавом рубашки, – извини, – тихо проворковала она, когда услышала слегка разочарованный вздох, – тут немного пыльно, – почесав крылья носа, Изуми бросила взгляд на перетянутые скотчем коробки, покрытые серой пылью, затем на поцарапанный комод с резными ножками и оловянными ручками, и рядом с трюмо, с тусклым круглым зеркалом заметила чёрную холщовую сумку, из которой торчала плюшевая голова потрёпанного медведя. «Неужели это игрушка Итачи», – подумала она с неким восторгом. Сама мысль, что она обнаружила что-то настолько детское когда-то принадлежавшее её другу, который, по её мнению, с рождения был серьёзным, казалась невероятной. А ведь он был такой же, как она, толстым карапузом в подгузниках, ползающий по полу и засыпающий в обнимку с игрушкой. Ей так захотелось порыться в сумке и найти что-то ещё, но посмотрев на Итачи, девчушка пристыженно сглотнула, его тонкие брови немного подёргивались, а красивое лицо, обычно всегда невозмутимое, скривилось от досады. Ей совсем не хотелось его расстраивать или разочаровывать, поэтому, поелозив немного в неудобном кресле, расправила плечи и откашлявшись, сказала: – начнём сначала, – он кивнул.
Ей не очень нравилась затея друга, но она не смогла ему отказать, когда он попросил побыть подопытным кроликом. А всё потому, что была давно и бесповоротно влюблена в Итачи, в мальчишку из дома напротив. На каждой строчке в её дневнике в розовой мягкой обложке, красовалось его имя, выведенное аккуратно цветной ручкой. Стоило ей увидеть его за окном, как щёки покрывались румянцем, сердце стучало как ненормальное и на лице появлялась немного мечтательная, глуповатая улыбка. Изуми было всего семь, когда она осознала – Итачи любовь всей её жизни. Сейчас ей стукнуло восемь, и её любовь к соседскому мальчишке только крепла. Она боялась признаться в своих чувствах, потому что считала себя не ровней. Он ведь старше на два года, необыкновенно красив, умён и изо дня в день обнаруживает в шкафчике любовные письма, шоколад или печенье под партой. Однажды, думает она, она догонит его, станет идеальной спутницей и признается в своих чувствах. Однажды, когда станет достойной его, а пока запасётся терпением, будет следовать за ним и поддерживать в любых начинаниях, ведь именно так советовали в одном из маминых новомодных журналов, что приходили каждый месяц в их почтовый ящик.
– Ты погружаешься в сон, – голос его звучал нарочито монотонно, отчего Изуми захотелось засмеяться, но она сжала губы в тонкую полоску и продолжила следить за часами. В гипноз она не верила, но сказать, что её любимый занимается глупостью, язык не поворачивался. Серебро замельтешило перед глазами, девочка зевнула, пытаясь отогнать дрёму, – всё глубже и глубже. Твои глаза закрыты, тело в полном покое. С каждым моим словом ты засыпаешь всё крепче и крепче. Всё затихло, звуки исчезли, остался только мой голос, а ты дрейфуешь в океане, волна нежно подхватывает тебя. Ты слышишь мой голос?
– Да, – тихо и расслабленно произнесла Изуми, голова её безвольно наклонилась вбок.
Итачи улыбнулся, прикоснулся к её руке и приподняв, опустил. Она спала. Гордость, что ему удалось, переполняла его. Он ещё раз взглянул на подругу, её веки слегка подрагивали, робко дрожали тёмные ресницы, припухлые розоватые губы были слегка приоткрыты и в уголках блестела слюна. Он протянул пальцы к сетке зелёных вен на шее, которые никогда не замечал, и тут же отдёрнул руку, почувствовав слабый пульс. Она была так беззащитна, что сердце у него ёкнуло, от того, насколько она ему доверяла. Нет, он бы никогда не причинил бы ей вреда, но всё же не каждый на такое решится.
Как-то, родители сказав, что он достаточно взрослый, чтобы приготовить себе яичницу или заварить лапшу,
Изуми было шесть, когда она вместе с семьёй переехала в дом напротив с покатой серой крышей и гравийной дорожкой. Его мама тогда быстро испекла шарлотку и, захватив его с собой, наведалась к соседям. Пока взрослые разговаривали, они с новой девочкой играли в классики, точнее, играла она, а он смотрел, как та бросает камешек и прыгает по расчерченным квадратикам в белых туфельках. Он особо не дружил с девочками, не находя с ними общий язык, но с Изуми было всё как-то легко, по-другому. Она не надоедала и если он молчал большую часть времени, думая о своём, не обижалась, а продолжала находиться рядом с ним, мягко улыбаясь. В ней было что-то тёплое, чистое – бескорыстное.
Итачи хотел было уже её разбудить, но помедлил. Вспомнив, что в последнее время она ведёт себя довольно странно: мнётся, краснеет, иногда убегает ничего не говоря и решив, что это его шанс разузнать, что её беспокоит, подошёл чуть поближе.
– Тебя что-то тревожит, Изуми?
– Нет, – ответила она всё так же тихо, слегка разомкнув губы.
– Итачи тебя обидел чем-то?
– Нет, – в голос прокрались нотки возмущения, – он очень добрый, он бы никогда меня не обидел, – улыбка расползлась по его лицу.
– Тогда почему ты в последнее время его избегаешь?
– Я, – протянула она и зрачки под тонкой кожей век забегали, – люблю его, но боюсь признаться.
– Любишь? – чуть не обронив часы, шёпотом переспросил Итачи. Он не ожидал это услышать. «Лучше бы она злилась на что-то», – раздражённо подумал про себя мальчишка, сжав кулаки. Изуми была его единственной подругой, и ему совсем не хотелось, чтобы она уподоблялась всем тем влюблённым девчонкам, что оставляют письма в его шкафчике и поджидают где-то за углом, признаваясь в своих чувствах, перекладывая ответственность на его плечи. После каждого отказа он чувствовал себя паршиво, видя слёзы на красивых лицах и слыша тихий всхлип, прорезающий тишину. Ему не нравилось быть причиной чей-то боли. Изуми была ему дорога и он ни за что на свете не хотел бы ранить её, однако любовью бы это не назвал, по одной простой причине, считая, что влюблённость или любовь может возникнуть только у взрослых. – А за что ты его любишь, Изуми?
– Не знаю, – её голос был таким нежным и обволакивающем, что тут же прогнал непонятное смятение в нём, – когда он рядом, мне хорошо – когда его нет мне немного грустно.
– А почему ты думаешь, что это любовь?
– Я не знаю, – губы тронула мягкая улыбка, которая ему так нравилась. – Я чувствую.
– Ты не признаешься Итачи, пока он сам тебя не спросит. Когда я щёлкну пальцами, ты откроешь глаза и забудешь всё, что я говорил. Но твой глубинный разум сделает так, как я сказал, – проговорил он.