Пока не поздно
Шрифт:
Той же ночью, поддразнивая, искушая, маня, задействовав в сладкой науке обольщения и ум, и тело, и душу, она сделала все, чтобы разжечь страсть Энтони. Пару раз закрадывалась мысль: а не думает ли Энтони о Корал в минуты их интимной близости? И в эти краткие мгновения сердце Мей разрывалось от горя…
— Люби меня, — зашептала она, блаженно закрыв глаза.
Энтони прихватил зубами ее припухшую нижнюю губу, наслаждаясь податливой мягкостью. Страсть Мей по силе не уступала его собственной, увлекая в стремительный водоворот экстаза, равного которому он еще
Мей казалась такой покорной и нежной. Гибкое тело льнуло к нему, карие глаза сияли. Осыпая поцелуями ее шею и хрупкие ключицы, Энтони коленом раздвинул ей бедра, в то время как ладонями ласкал высокие, упругие груди. Затем жадно припал к набухшим соскам, упиваясь теплом атласной кожи, ответным трепетом уступчивого, чуткого тела.
— О чем ты думаешь? — срывающимся голосом спросила Мей.
Энтони потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить вопрос.
— О тебе! — глухо выдохнул он наконец.
Она вздрогнула всем телом. Энтони удивленно поднял взгляд. На крепко сомкнутых ресницах дрожали крупные слезы.
— Мей! — Он привлек ее к груди. — Что случилось?
Огромные карие глаза распахнулись. Затрепетали влажные ресницы.
— Мне страшно! — всхлипнула Мей.
Энтони крепче притянул ее к себе, принялся ласково поглаживать волосы.
— Потому что ты думаешь, будто наша любовь долго не продлится? — Мей чуть заметно кивнула, несколько слезинок упало ему на живот. Отстранившись, Энтони спрыгнул с кровати и вернулся с носовым платком. — Держи… А теперь, когда ты немного успокоилась, посмотри на меня, — попросил он.
Энтони заглянул в золотисто-карие глаза, на самом дне которых плескался страх, и сердце его мучительно сжалось.
— Для меня брак — это навсегда. Супружеская неверность исключается. Я этого просто не понимаю, слышишь? Ну разве я похож, на записного донжуана? Если я полюбил — значит, полюбил. Ни на кого, кроме тебя, я не посмотрю. Если в будущем возникнут проблемы, мы решим их вместе. Доверься мне. Нас никто и ничто не разлучит. Ты мне веришь, когда я так говорю?
— Да, верю, — кивнула Мей. — Ты не захочешь, чтобы мы расстались, — повторила она, точно примерная школьница.
— Иди сюда…
— Нет… Я что-то плохо себя чувствую. Тошнит, — пожаловалась Мей. — Лучше я попробую заснуть.
— Как скажешь. Принести тебе чего-нибудь? — заботливо спросил Энтони.
— Нет, не нужно. Ты спи.
На следующий день Мей чувствовала себя лучше, хотя казалась непривычно молчаливой и подавленной. Так что поездку в Де-Мойн за кольцами решено было не откладывать.
Энтони настоял на том, чтобы сводить Мей в ресторан — одно из излюбленных «злачных мест» своей молодости. Дескать, надо же продемонстрировать всему свету кольцо, украшающее ее левую руку в знак помолвки! При этих словах Мей, запрокинув голову, весело рассмеялась, и Энтони от души порадовался, что его нареченная снова стала самой собой.
Позже, удобно откинувшись в кресле и кормя Бекки из бутылочки, Энтони наблюдал, как она беседует с официантом, принесшим кофе. Мей держалась
— Чего глаза пялишь? — поддразнила она.
— Ты меня просто ослепляешь, — шепнул он.
— Ах вот как? Ослепляю? — довольно переспросила Мей.
— Ммм… Этот здоровенный булыжник на третьем пальчике твоей левой руки светится, точно автомобильная фара, включенная в полную силу!
— Да как ты смеешь? — Мей состроила гримасу и демонстративно помахала рукой перед самым его носом. — Никакой это не булыжник! Это потрясающей красоты бриллиант. Я от него в восторге и намерена хвастаться им перед каждым встречным, так что привыкай, дружок, привыкай!
— Фи, как вульгарно! — наморщил нос Энтони. Малышка тем временем выплюнула соску и срыгнула. — Пожалуй, пойду-ка я поищу комнату матери и ребенка.
— Это при дамской туалетной комнате, — хихикнула Мей.
— А еще толкуют про равенство полов! — деланно возмутился Энтони. — Пусть меня повесят, если я сунусь в этот раззолоченный, разубранный кружевами да шелком будуар!
— А ты откуда знаешь, как там внутри? — усмехнулась Мей, поражаясь точности описания. — Давай-ка я сама перепеленаю малышку. Я отлично справлюсь. Честное слово, все будет в порядке.
— Почему бы нет? — Энтони передал ей сначала сумку со всем необходимым, а затем и ребенка. — Не забудь про подгузники. А крем лежит…
— В правом боковом кармане. Право же, Энтони, я справлюсь! Можешь потом проинспектировать результаты моих трудов и оценить их по десятибалльной шкале. А когда Бекки исполнится лет двадцать, мы пошлем ее к психоаналитику и проверим, не оказался ли для нее сегодняшний опыт серьезной психотравмой!
— Прости, — смутился заботливый отец. — Ступай, женщина, делай что хочешь!
Счастливо рассмеявшись, Мей направилась в дамскую комнату, которая соединялась с помещением для ухода за малышами. Внутри никого не было. Мей застелила пеленальный столик чистым одеяльцем… Тут послышался цокот каблучков, и во внешнюю комнату впорхнули какие-то девицы. Защелкали замочки дамских сумочек — это вновь вошедшие принялись прихорашиваться перед зеркалом, треща при этом без умолку.
Всецело поглощенная Ребеккой, Мей особенно не прислушивалась к манерному, томному голосочку той, что, кажется, верховодила в беседе. Но тут прозвучало имя Энтони — и Мей навострила уши.
— Глазам своим не поверила, когда его увидела!
— Да ну?.. Ах черт! — выругалась особа с голосом визгливым и резким. — Тушь позабыла. Лапуля, ты не одолжишь мне свою?.. Да что ты, он же часто наведывался сюда с Корал. Эти двое, считай, торчали здесь каждый вечер, пока он работал в Де-Мойне.
— А парень классно выглядит, правда? — промурлыкала первая из девиц.
— В миллион раз лучше, чем в нашу последнюю встречу, — заверила обладательница визгливого голоса. — То-то он убивался, когда бедняжку Корал опускали в могилку. Уж я бы его утешила! Да только шанса не подвернулось…