Пока смерть нас не разлучит
Шрифт:
Тогда всю сцену нетрудно представить, все становится на свои места.
Я быстро сменила белье, надела черные брюки, белую блузку и черную кожаную куртку. Сначала в «Глосс». Надо не только с заместительницей шефини обязательно пересечься, но и с Бабетт — девушкой, которая занимается в журнале вопросами питания и могла хорошо знать Джейми. А уж потом на встречу с Маверик.
Пока я пыталась как следует расчесать непокорные волосы, которые я теперь отрастила до середины шеи, позвонил Джек.
— Ты, по-моему, обещала позвонить,
— Извини. Я действительно буквально минуту назад забежала в квартиру. Пришлось смотаться в пару мест в Гринвиче.
— Бейли, ты опять за свое! Оставь это дело полиции!
Конечно, приятно, что он так обо мне печется, но второй мамочки мне не надо.
— Полиция бездействует, — сердито возразила я. — Насколько мне известно, смерть Эшли без всяких угрызений совести и в два счета спишут на несчастный случай. И я не намерена ждать, когда правда всплывет сама собой… и треснет меня по башке!
— То, что всплывает, не трескает по башке, — резонно заметил Джек. — Оно лупит по попке. Ладно, поговорим обстоятельно, когда я появлюсь в Нью-Йорке, то есть, к сожалению, не раньше чем завтра. Сегодня вечером у меня обязательная встреча. Первый самолет, на который я реально успеваю, в семь. Значит, в Нью-Йорке буду около девяти.
— Замечательно. До скорого!
Прежде чем сесть в лифт, я сунула записку Лэндону под дверной коврик — приглашала вечером поужинать у меня. Мне не терпится поделиться с ним всей историей и выслушать его мнение. Когда у меня душа болит и рвется, он самый подходящий слушатель.
Я доехала на подземке до пересечения Пятьдесят седьмой улицы и Седьмой авеню и прошла пешком несколько кварталов до «Глосса». Было зверски холодно, сугробы вдоль тротуаров уже заляпали грязью и забросали всяким мусором. Казалось, все женщины в шубах и обмотаны шарфами. Одна я в кожаной курточке как чокнутая.
Ни как вольный стрелок, ни как постоянный автор я не имею права претендовать на отдельную комнатку в «Глоссе». Но поскольку я ежегодно исправно поставляю статьи в большом количестве и на дружеской ноге с Кэт, моей шефиней, мне делают поблажку — крохотная комнатка, где в доинтернетовские времена была справочная библиотека, считается моей.
В мою комнатушку ближе добираться от бокового лифта, хотя я предпочитаю длинную дорогу — через «арену».
«Ареной» мы называем большой зал, разбитый невысокими перегородками на секции: отдел искусства, фотоотдел, производственный отдел и так далее.
Вообще-то такая пространственная структура, уместная в ежедневной газете, где генерал должен видеть сразу всю свою армию, выглядит несколько претенциозно в ежемесячном журнале. У нас самая горячая новость — сегодня заказываем еду на ленч не у итальянцев, а у тайцев.
Но планировка «арены» сама собой продуцирует некую энергичную суету и бурление. Обычно, проходя через «арену», я за считанные минуты соберу все редакционные новости,
Итак, в полдень в четверг я шествовала по «арене». Не успела я пройти несколько шагов, как бегущий куда-то редактор фотоотдела притормозил возле меня.
— Приветик, а я видел твою фамилию сегодня в «Пост»! — сообщил он с сияющим видом. — История про Пейтон Кросс. Довольно занимательно.
В его устах это прозвучало так, словно меня номинировали на какую-нибудь премию.
— Ага, потрясная история! — сказала я, стараясь весь сарказм выразить голосом.
— Вчера из «Пост» звонили нам — искали твою фотографию. И не хотели говорить зачем. Кэт не велела давать без твоего разрешения.
— А вот за это спасибо, — сказала я. И снова не могла не подивиться, как быстро газеты отреагировали.
Не желая и дальше пожинать плоды своей неожиданной популярности, я быстро пробежала «арену» насквозь — потупив глаза, ни с кем не здороваясь.
У выхода я оглянулась — несколько сотрудников таращились мне в спину. Я была права — все уже в курсе.
Как я говорила, моя комнатка на задах редакции. Зато напротив самого оживленного места редакции и самого большого из отделов — отдела моды, который тоже распланирован наподобие «арены», только размером поменьше.
В коридоре сегодня тесно от стоек с пестрыми купальными костюмами, только что вернувшимися со съемок.
В фотоателье, куда я заглянула, два фотографа молча, в глубокой задумчивости стояли перед манекеном в юбке и блузке и рассматривали его с тем трепетным почтением, с которым нормальные люди рассматривают «Пьету» Микеланджело.
— Кэт тебя разыскивала, — сообщил мне один из фотографов.
В его представлении у меня все внутри должно оборваться от страха: как же, шефиня требует к себе!
Но я принадлежу к той горстке сотрудников редакции, которые не дрожат перед Кэт.
Бросив сумку на второй стул в своей комнатке, я проверила автоответчик. Самое свежее сообщение от Лэндона — он с удовольствием поужинает со мной и будет у меня около восьми. Несколько друзей прочитали статью в «Нью-Йорк пост» и позвонили узнать, жива ли.
Остальные шесть сообщений, к моему отвращению, были от репортеров.
Два послания от девицы из «Дейли ньюс» — она бесцеремонно просила перезвонить ей поскорее. И четыре — от парня из «Нью-Йорк пост», который мрачным голосом требовал, чтобы я ему перезвонила, потому что дело не терпит отлагательства. Тон у него был — словно я новый решающий свидетель в деле об убийстве Кеннеди. Хрен я им перезвоню, обойдутся!
Смотавшись в буфет, я взяла чашку кофе и отправилась к Кэт. Ее офис в самом дальнем углу «арены» — единственный полностью застекленный отсек с дверью. Кэт как раз разговаривала по телефону. Завидев меня издалека, она помахала рукой: давай сюда!