Пока смерть не разлучит нас
Шрифт:
— Я требую ответить, — воскликнула Синтия, — что ты имел в виду!
Дик решил извиниться.
— Я имел в виду, — соврал он, — что ты там была нынче утром, да? Рядом с коттеджем. Может быть, что-то слышала, видела, что пошло б нам на пользу.
Ничего подобного он в виду не имел, просто говорил, что придет в голову, однако, к его удивлению, Синтия сказала совсем другим тоном:
— Собственно, Дик, я кое-что видела.
— Что?
Пальцы Синтии скомкали стеганое покрывало.
— Я собиралась раньше тебе рассказать. Только мы были так огорошены,
— Не имеет значения! Что ты видела?
— Кто-то бежал, — ответила Синтия.
— Когда? Куда?
Синтия призадумалась.
— Приблизительно за минуту до выстрела в окно.
— До выстрела в окно?
— Да. Я шла по аллее с восточного конца, помнишь? А ты с западного. Я тебя еще не видела и, естественно, не знала и знать не могла, что какое-то несчастье случилось. Тут, смотрю, передо мной кто-то шмыгнул через дорогу.
— Шмыгнул через дорогу прямо перед тобой?
— Вот именно. Из фруктового сада за коттеджем к стене напротив, потом через стену и в рощицу.
— Ты разглядела кто?
— Нет. Только тень. В этом непонятном призрачном свете на самом восходе солнца.
— Хоть что-нибудь описать можешь?
— Боюсь, нет.
— Мужчина или женщина?
Синтия заколебалась:
— Точно не могу сказать. А теперь, мистер Ричард Маркем, если ты закончил допрос и высказал все подозрения на мой счет, пожалуй, я лучше пойду домой.
— Да, разумеется. Осторожней! У тебя голова еще кружится. Я провожу.
— Ничего подобного, мистер Ричард Маркем, — отрезала Синтия с холодной, сердитой уверенностью, отчего ее голос звучал очень твердо. — Если ты думаешь, будто я собираюсь идти по Хай-стрит, похожая… просто бог знает на что; если думаешь, будто приведешь меня в родительский дом вот в таком состоянии, скажу лишь: сильно ошибаешься. Прошу держаться от меня подальше.
— Синтия, не валяй дурака!
— Значит, теперь, — заключила Синтия, — я дура.
— Я не это имел в виду. Я хотел сказать…
— Не важно, совсем не похоже, чтобы ты хоть чуточку беспокоился обо мне. О нет. Без конца думаешь лишь о ней одной. Что ж, по-моему, правильно, я нисколько тебя не виню; только после того, как ты меня обзываешь сперва лгуньей, а потом дурой и вспоминаешь о необходимости уделить мне хоть каплю внимания исключительно для соблюдения приличий в глазах общества, я действительно вынуждена попросить тебя оставить меня в покое.
Дик намеревался выступить с опровержением. Взял ее за руки, замышляя нечто среднее между ласковыми уговорами и зубодробительной встряской. Потом — впоследствии он так и не вспомнил, каким образом это вышло, — Синтия оказалась у него в объятиях, очень теплая и так крепко прижавшаяся, что он всем телом чувствовал упругие мышцы девушки, плакавшей у него на плече.
Как раз в этот момент вошла миссис Рэкли с чайным подносом.
— Большое тебе спасибо, Дик, — пробормотала Синтия, отшатнувшись и одарив его дружелюбной улыбкой. — И
И ушла.
Хотя миссис Рэкли и не сказала: «Ну и ну!» — ее брови выглядели в высшей степени красноречиво. Она со скрипом прошагала вперед и грохнула чайный поднос на столик у кровати.
— Миссис Рэкли, — сказал Дик, — куда она пошла?
— Позвольте уточнить, сэр, — попросила миссис Рэкли, старательно пряча глаза, — вы о ком говорите?
— О мисс Лесли, конечно.
— Если вы мне извините подобную вольность, сэр. Я про себя сейчас думаю, так уж ли вам важно, куда она пошла.
— Миссис Рэкли, заклинаю вас всеми святыми, не подумайте ничего дурного о том, что видели!
— Ради мисс Лесли, сэр, я ничего не видела. То есть именно ради мисс Лесли, — объяснила миссис Рэкли, по-прежнему глядя в угол потолка. — Что было, то было, если вы понимаете, что я имею в виду, хотя не мое это дело.
— Да ведь ничего никогда…
— Не хочу даже слышать, — отрезала миссис Рэкли, — о том, что меня не касается. Чай никто пить не будет?
— Боюсь, что нет. Мисс Синтия…
— Чай, — отрезала миссис Рэкли, приподняв дюйма на два поднос и вновь грохнув его на столик у кровати, — был определенно заказан.
— Хорошо, хорошо. Я сам выпью этот чертов чай.
— Мистер Маркем, — провозгласила миссис Рэкли, — я всегда считала вас джентльменом. Хотя, видно, джентльмены разные бывают, то есть одни на других не похожи.
На одном выдохе мысленно прокляв всех женщин, Дик с трудом взял себя в руки. Ситуация была бы комичной, если б не искреннее беспокойство о Лесли.
Дик знал — есть причины для беспокойства, что доказывал открытый, необъяснимо пустой сейф. Миссис Рэкли, впервые войдя в спальню и хлопоча вокруг Синтии, явно не заметила распахнутого сейфа, а при ее следующем появлении он уже был закрыт и вдобавок загорожен висевшей картиной.
Но он был угрожающе пуст, зиял провалом, а значит, канула тайна, если связывать это с исчезновением Лесли. Десятки вариантов, большей частью мелодраматических, хотя и дьявольски правдоподобных, представали перед Диком Маркемом. Наиболее жизненной, собственно криминальной историей, пришедшей ему в голову, — несомненно смехотворной, — оказался образ миссис Пирси, играющей на пианино в залитом кровью будуаре, пока полиция ищет труп Фебы Хогг. Как только Дик решил заняться телефонными звонками, внизу затрещал телефон.
Не обращая внимания на протесты миссис Рэкли, Дик, опередив ее, бросился к телефону и не совсем послушными руками поднял трубку. В ней сквозь треск прозвучал безошибочный голос доктора Фелл а.
— Ах, — сказал доктор, с сотрясающей землю силой прокашлявшись в трубку, — так я и думал, что найду вас здесь. Я в «Эшхолле». Можете прямо сейчас прийти?
— Дело касается Лесли?
— Да.
Он стиснул телефонную трубку и, прежде чем что-то сказать, пробормотал нечто вроде молитвы.
— С ней все в порядке, правда?