Пока ты рядом
Шрифт:
— Я не могу так поступить, — спокойно возразила она.
— Почему? — изумился он. — Вы не будете мне ничем обязаны, если боитесь именно этого. Если же вся проблема в деньгах, я думаю, что билет на самолет в Англию не дешевле, чем затраты на покупки, не так ли?
— Да, это так, — согласилась она. — Но я хочу привезти свои собственные вещи, синьор. И я сама оплачу авиабилет.
— Вздор. — Он презрительно взмахнул рукой. — Кроме того, раз вы собираетесь жить в моем доме... или остановиться в нем как гостья... вы должны перестать называть меня синьор.
Линнет сглотнула.
— Думаю, что нет, — неохотно ответила она, хотя боялась, что его имя застрянет у нее в горле. Имена были для друзей — или, по крайней мере, для людей, которых связывают дружеские отношения. Сложно обращаться по имени к человеку, к которому испытываешь глубокую, жгучую, скрытую злобу. Нужно быть очень хорошей актрисой, чтобы суметь долгое время скрывать свои чувства.
Он настоял на том, чтобы проводить ее до отеля, но прежде, чем они покинули бар, Линнет заметила, что он махнул рукой темноволосой женщине, с которой разговаривал, когда она пришла. Линнет подозревала, что он вернется сюда, как только избавится от нее. Она не совсем понимала, почему испытывает чувство вины за то, что отвлекает его от личной жизни.
Пока они шли, стало садиться солнце, и Венеция купалась в последних золотистых лучах заката.
— При таком освещении Венеция подобна стареющей, но все еще прекрасной куртизанке, уверенной в своем очаровании, — задумчиво сказал он.
Линнет внимательно посмотрела на него. Не было сомнений, что он любит этот город и чувствует общность с ним. Нет также никаких сомнений, что он заботится о своей дочери.
Но она чувствовала, что за его любовью стоит самонадеянное чувство собственности. Как будто все законно принадлежит ему по праву рождения и он никогда не сомневается в абсолютности своего права.
Она сдержала дрожь.
— Венеция очаровательна, — согласилась она, стараясь отвлечься от размышлений о его личной жизни.
Джоанна жила с этим человеком; он был ее мужем, ее любовником. В далеких уголках ее памяти сохранилось воспоминание об одном вечере в Верн-Холле, незадолго до отъезда Джоанны в Италию на собственную свадьбу и о том, как хихикали некоторые из ее подруг.
«...Все знают, что итальянцы замечательные любовники...», — говорила одна из них, но, заметив, что это услышала и Линнет, которая была намного моложе, сказала: «Ш-ш-ш».
Теперь Линнет даже не желала знать, имеет ли это отношение к человеку, который был рядом с ней, не желала даже думать о таких вещах, хотя это было трудно, потому что она была уверена, что скоро он заспешит к той красивой женщине. Ее враждебность к нему обострялась и усложнялась чем-то, чему она не знала названия... неясная, порочная прелесть как-то воздействовала на нее.
Она так запуталась в своих размышлениях, что почти пропустила все, что он говорил ей о ее переезде в «Кафавориту». Ужаснувшись, она взяла себя в руки и стала внимательно слушать, потому что была уверена, что он не из тех людей, кто так просто прощает ошибки. Его тон был сейчас сух, это был тон нанимателя,
— Одно лишь озадачивает меня...
Его губы тронула легкая снисходительная улыбка:
— Что же? Скажите мне.
Она помолчала, затем решилась:
— Вы предложили мне это место после короткой беседы в основном потому, что я понравилась вашей дочери. Ну если бы я не натолкнулась на нее в патио?
В его мягком скептическом смешке послышалось издевательство.
— Вы думаете, что это было случайно? Как вы наивны, — сказал он резко.
Глаза Линнет зло расширились.
— Вы хотите сказать, что все было подстроено... Вы что же, каждый раз оставляли Кэсси со скакалкой, когда собирались беседовать с очередной претенденткой?
На этот раз смех был резче.
— Не будьте смешны, — сказал он с деланой терпеливостью. — Косима в своем собственном доме и свободно бывает везде, как любой ребенок ее возраста. Но вы правы, каждая претендентка встречалась с ней. — Его улыбка была столь надменна, что казалась пренебрежительной. — Я могу дать очень точную оценку людям в очень короткое время, уверяю вас, — добавил он, — но я не стану этого делать, не принимая во внимание чувств Косимы.
Пока она стояла, уставившись на него с открытым ртом, осознавая, что ею управляли, а она даже не знала об этом, он внезапно и совершенно неожиданно взял ее руку в свою.
— Счастливого пути, — пожелал он. — Я жду вас через три дня. Арриведерчи!
Она стояла у двери отеля, наблюдая, как быстро удалялась его высокая фигура. Его пожатие было небрежным и формальным, но ее пальцы до сих пор покалывало от его прикосновения. Она не могла понять, нравится ли ей это ощущение, но именно это ее и беспокоило.
Она приехала сюда, рассчитывая встретить бессердечного Казанову, откровенно легкомысленного прожигателя жизни, но человек, с которым она познакомилась, был сложен, его было трудно понять, это был не тот образ, который она нарисовала в своем воображении. Внезапно Линнет охватило огромной силы желание — побежать за ним следом, догнать и столкнуть в Большой Канал.
Второй прием Линнет в «Кафоворите» был значительно теплее первого. Тот же слуга, Джанни, открыл ей дверь, но его манеры стали более вежливыми, он даже улыбнулся, узнав ее.
Сразу же за ним появилась тонкая изящная женщина лет пятидесяти с четкими чертами лица и черными, высоко поднятыми волосами. На ней была трикотажная юбка и жакет бледно-розового цвета, под которым была надета строгая шелковая блузка цвета слоновой кости. Линнет решила, что она была итальянкой с макушки до кончиков ее замшевых туфель. Женщина встретила ее гостеприимной улыбкой.
— Входите, моя дорогая. Для начала мы будем говорить по-английски, да? Меня зовут Дина Фредди, а вы, конечно же, девушка с именем птицы... как это?