Покаяние. История Кейса Хейвуда
Шрифт:
делает это, прямо сейчас.
– Я не жалею себя, – я стискиваю кулаки. – Я знаю, что сделал. Я разрушил…
– Эй, ребята. – В коридоре появляется Голди, с огромной улыбкой на лице, ее
волосы собраны в хвост, а зеленый сарафан, украшает изящную фигуру. – Ух, похоже, вы
обсуждали что–то серьезное. – Не получив подсказку, она подходит к нам, потирая руки. –
О чем говорим?
– Ни о чем, – отворачиваясь, отвечаю я.
– Боже, у него снова мужские месячные? У
нужно, – говорит Голди и Джетт фыркает. – Кейс, это фантастический день. Попытайся
быть счастливым.
– Да, все что угодно, – говорю я, упирая руки в бедра.
– Прозвучало убедительно, – саркастически говорит Голди. – За такое актерское
мастерство, его не пригласят сниматься в кино, но он может похвастаться своим телом.
Хм, несколько уроков актерского мастерства могли бы это поправить, но он самоотвержен,
для его работы? Он не слишком увлечен, делая свое тело совершенным? Он готов
проводить время за бортом лодки? Если он возьмет несколько уроков, я бы хотела
представлять его интересы. Как ты думаешь? – спрашивает она Джетта, обнимая его за
талию.
– Я думаю, ты стала бы отличным агентом для Кейса, – отвечает Джетт, целуя ее в
кончик носа. С тех пор, как они начали встречаться, Джетт поддерживает любые идеи
Голди.
– Я тоже, – визжит она. – Тогда решено, Кейс. Теперь, я представляю тебя.
Закатывая глаза на классическую ерунду, сказанную Голди, я говорю, – Я не в деле,
но спасибо за внимание.
– Ты отказываешься от фантастической возможности. Подумай об этом.
– У меня все в порядке.
– Но я буду брать всего тридцать процентов.
– Хорошо, – говорит Джетт, улыбаясь ей. – Посмотрите на моего маленького
будущего предпринимателя.
– Тридцать процентов, это возмутительно. – Я позволяю ей глупо меня
подбадривать. Блядь, я ненавижу, что она влияет на меня.
– Я стою этого.
Я осматриваю ее сверху вниз. – Если ты не будешь приносить мне контракты голой,
тридцати процентов это не стоит.
– По осторожней, – предупреждает Джетт, заставляя меня смеяться над его
ревностью. Я только что был в плохом настроении. Черт их подери.
– Я могу раздеться за тридцать процентов. – Голди протягивает руку, чтобы пожать
мою.
Джетт быстро хватает ее за руку и притянув к себе, говорит: – Блядь, я тебе устрою.
Клянусь, я не позволю тебе выйти из дома.
– Ты угрожаешь, что свяжешь меня? – ее глаза загораются.
– Не искушай меня, малышка.
Выглянув из–за Джетта, чтобы посмотреть мне в глаза, она говорит, – я разденусь
за двадцать.
– Вы закончили, – отвечает Джетт.
Джетт
конце коридора. – Это твое новое святилище. Научись бороться с этим. Ты заслуживаешь
это, и обязан сделать это ради себя, чтобы, по крайней мере, дать этому шанс.
Джетт уводит визжащую Голди в другой коридор общественного центра, оставив
меня с моими мыслями. Иногда, мне хочется врезать дерзкому ублюдку за его способы
«спасения». Его отношение к тем, кто нуждается во втором шансе похвально, но я не хочу
быть одним из тех, кого он спас. Я не верю, что заслужил это.
Я осматриваю комнату и вижу черную дверь с небольшим окном, оно достаточно
большое, чтобы заглянуть туда и увидеть, что комната занята. Поскольку двери новые, на
окне приклеена пленка, скрывающая содержимое.
Рядом с комнатой, висит табличка с названием. Приближаясь, ком в горле начинает
расти от надписи на рельефном металле. Я провожу пальцами по табличке и читаю
надпись.
– Туманная комната, – произношу вслух, опуская голову.
Я мгновенно переношусь в тот день, когда получил прозвище Кейс «Туман»
Хейвуд. Это был мой первый бой. Я был любителем, но за мной стоило наблюдать и
высматривать. Я был так чертовски молод, полон жизни и целей.
Мой противник, был слишком молод, не так хорошо обучен и талантлив как я, и
после быстрого удара в челюсть, он упал. Чистый нокаут. В тот вечер, диктор сказал, что я
напустил туман на арену, предупреждая будущих соперников, что со мной не стоит
шутить. Я хотел поднять бокс на новый уровень.
Гнев нарастает, и у меня чешутся руки оторвать табличку. Я не хочу напоминаний о
том, кем я был. Этот человек мертв.
Я хватаю край таблички и тяну ее, но знаю, что ее невозможно отодрать. Зная
Джетта, он приказал строителям вмонтировать чертову штуку, чтобы я не смог ее оторвать.
Джетт плохо меня знает, я не против снести стену.
Я стою перед дверью, с желанием войти и увидеть, что внутри, но стук моего
сердца мешает войти. Когда я войду в эту комнату, воспоминания вернутся, и я не уверен,
что готов к этому.
Блядь!
Я падаю на пол и провожу руками по волосам. Я растерян, смущен, и борюсь с
собой.
Я хочу эти перемены. Стоя перед зданием, я говорил себе, что это хорошие
перемены, это новое начало. Как получилось, что мне трудно принять это?
Вина, с которой я жил, в течение последних нескольких лет, давит на меня. Это
трудно объяснить, но жить повседневной жизнью, стало почти невыносимо.