Покидая высокую башню
Шрифт:
«Равновесие просто класс. И растяжка – круть. – Глеб во все глаза пялился на Золотко, в один миг обратившегося в маленькую боевую машинку. – Так ты умеешь давать сдачи?»
Убедившись, что нападать больше никто не посмеет, Яша опустил ногу и откинул волосы за спину. Красивый жест. Хотя и чересчур изящный для мальчика, кем он и являлся.
– Рассосались, – бросил Яша, окинув компанию еще одним горящим взором. – Кыш. Брысь.
На этот раз угрозы хватило. Мальчишек как ветром сдуло.
«И чему я только ребенка учу. – Глеб
– А ты, значит, у нас говорить умеешь?
Яша покосился на Глеба.
– Могу.
«Ух ты, удостоил разговором».
– А ты молодец.
Во взгляде появилось недоверие. Подумав, Яша выдал:
– Я знаю.
Глеб хмыкнул. Через секунду в голове что-то щелкнуло.
«Стоп, стоп, стоп. Яша… Яков. Не такое уж распространенное имя».
– Эгей, ребенок, а ты, случаем, не Левин?
Мальчонка замер.
– Яков Левин? Да? – напирал Глеб. – Да?
– Ну… да.
«Вот это да! Он же…»
– Яш, меня зовут Глеб. – Юноша направился к нему, испытывая восторженный трепет. – Я – брат твоего папы. Дядя твой.
– Маньяк? – недоверчиво уточнил Яша.
– Да не маньяк я! Говорю же…
– Как звали песика, который был у вас в детстве? – внезапно спросил Яша.
– Что? А… Не было у нас собаки. Я притаскивал щенка с улицы, но у твоего отца вдруг проявилась аллергия, и Амалия выставила пса. Я ему и имя придумать не успел.
Яша безмолвствовал полминуты, а затем чуть слышно вздохнул.
«Это была проверка?»
– Глеб, значит?
– Можешь называть меня «дядюшкой». Хотя это как-то по-старчески. – Глеб цыкнул. – О, забыл. Это тебе! – Он открыл сумку и торжественно вручил мальчику футбольный мяч. – Подарок. Спэшл фо ю.
– И зачем мне мяч? – Яша держал подарок перед собой, сжимая его обеими руками, будто желая, приложив больше усилий, лопнуть его.
– Играть в футбол. – Глеб пожал плечами. – Пинать. Делать крутые фокусы. Все что угодно. Без порчи имущества, конечно. Те еще неприятности. Предупреждаю, исходя из практического опыта.
Яша продолжал смотреть на него. Взгляд его не был бессмысленным или непонимающим. Он просто слушал его, ожидая… Непонятно чего.
Возникла неловкая пауза.
– Тебе про меня рассказывали?
Яша кивнул.
– Отец?
Он помотал головой.
– Амалия. – Глеб не использовал вопросительные интонации. И так уже все было понятно. – И что же она обо мне рассказывала?
– Что Глеб Левин не стоит внимания.
«Вполне в ее духе». – Глеб прислушался к себе. Нет, он давно уже не расстраивался по этому поводу. Эмоции ушли.
– Это все? Все, что она говорила?
Кивок.
– Кратко. Сдержанно. По делу. Как и любит мадам Амалия. – Глеб пожевал губы. – Хочешь сыграть?
Яша посмотрел на мяч в своих руках, на который и указывал юноша.
– Играть?
– Да. Попинаем вдвоем?
Глаза мальчика остекленели. Он словно
– Яш?
– Н-нельзя. – Мальчик прижал мяч к груди и оглянулся.
– Почему? Мы недолго. Опробуем только. Он качественный. Пинай со всей дури без опаски!
– Поиграть…
– Ну… да. – Глеб и сам растерялся. У него никак не получалось вникнуть в причины заминки.
– Нельзя.
– Почему?
Они пошли по второму кругу.
– Мне… время. – Яша громко задышал. И снова обернулся.
«Что-то тут нечисто».
– Хорошо, давай попозже. Проводишь до своего дома? Повидаюсь с остальными.
Яша крепче прижал к себе подарок.
– Ладно. – Мальчик протянул ему мяч.
Глеб взял его и, недоуменно улыбнувшись, взвесил на ладони.
– Чего ты? Он твой.
– Мой?
– Да.
На солнце глаза мальчика стали еще ярче. Красивый. Даже слишком.
– Не хочешь сфоткаться? У меня тут камера с таймером для снимков. Общую фотографию сейчас с тобой забабахаем. Давай, иди сюда. Обними дядю…
* * *
Чересчур аккуратно.
Глебу невыносимо хотелось почесаться. Запустить пальцы в волосы и разлохматить их еще больше. Ради контраста. Наглядно продемонстрировать, насколько его внешний вид отличается от опрятности женщины, что сидела напротив него на снежно-белом кожаном диване, положа ногу на ногу. Легкий костюм, состоящий из жилета и брюк оттенка персика, отлично подчеркивал стройность фигуры. Плотные темные кудри облепляли плечи, а тонкие запястья украшали цепочки браслетов. Амалия никогда не выглядела на свой реальный возраст, что, впрочем, не мешало времени постепенно брать верх. С их последней встречи морщин у матери прибавилось, как и седых волос. От них она избавляться не трудилась. Это был ее собственный вызов уходящим годам.
– И что же привело тебя сюда? – Голос Амалии, как и раньше, резал до крови. Слово – нейтральное или бьющее прямо по цели – словно острие ножа скользило по коже, оставляя едва заметную линию, которая спустя мгновение наливалась алой жидкостью и низвергалась пульсирующим потоком.
Судя по холодному взгляду и поджатым губам, Глеб, устроившийся в кресле, – таком же белом, как и диван, – воспринимался ею не лучше той же пахучей следовой информации, оставляемой собакой на девственно чистой поверхности сугроба.
– Соскучился. – Юноша скопировал ее позу, закинув ногу на ногу. – У меня там кроссовки в прихожей слегка пованивают – пардон. Вспотел, пока в горку взбирался, да в коровью лепешку раз пять вляпался. И если интересно, это всякий раз были разные лепешки.
Губы Амалии дернулись. Кожа под ними натянулась так сильно, что Глебу померещились зубы, проступившие сквозь бледный кожный покров.
– А ты все тот же, – процедила она, нервно оглаживая пальцами края аккуратно заточенных ногтей.