Покидающие Эдем. Мелинда, Принцесса фей. Книга 1
Шрифт:
Не так страшен черт, как его малюют! – произнесла Миа и снова засмеялась.
Мне не нравится ваш смех! – гулко и страшно произнес голос, и следом за его словами распахнулась дверь. – Заходите, но помните, отныне вы – в моей власти! Если переступите этот порог – вы принадлежите мне, и вам не выбраться отсюда!
Миа решительно перешагнула через невысокий порожек.
Смех ему мой не нравится, скажите, пожалуйста! – сердито сказала она.
Альдо и Мелинда вошли следом.
За ними закрылась дверь.
Как здесь темно и сыро! – прошептала Мелинда.
Скоро вы привыкнете к этому! – ответил голос. –
Не слишком ли много, для одной кельи? – спросила Мелинда.
Здесь мои правила. Надеюсь, ты не думала, что будет удобно, а, Принцесса фей?
Мелинда сжала губы, и, взяв Альдо и Миа за руки, проследовала по лестнице наверх. Они шли, следуя указаниям этого голоса, пока, наконец, не оказались перед железной дверью, перевитой стальными прутьями. Со скрипом дверь распахнулась.
Добро пожаловать в вечный приют! – несколько ехидно сказал голос.
До встречи! – ответил Альдо, и дверь захлопнулась за ними.
Мы вряд ли встретимся снова, – сказал голос.
Новые узники огляделись. Постепенно их глаза начали привыкать к темноте, и они увидели, что находятся в небольшой келье, где было лишь единственной маленькое окно, окно на котором была решетка. Но сквозь нее не было видно ни зги, замок окружала вечная мгла.
Даже жилище Лилит с этими ее костями под окнами и то лучше! – сказал Альдо. – Что ж, придется привыкать!
Мне не хочется провести в этом месте всю жизнь! – сказала Миа. – Да что там жизнь, целую вечность. Хотя, думаю, если умру, мою душу выпустят отсюда, они не смогут удерживать меня, я же не была грешницей!
Постараемся не умирать! – сказала Мелинда, все еще оглядываясь, – Почему-то я не вижу никого из грешников! А ведь здесь так тесно! Где же они?
Какая разница? – пожал плечами Альдо, – Давайте присядем, больше нам некуда идти.
И что мы будем делать здесь? – поинтересовалась Миа.
Ждать Бога.
Думаешь, он придет за нами сюда? – она с недоверием поджала губы, – Я не надеюсь на это. По-моему, мы сами загнали себя в ловушку, из которой не выбраться!
Ты присядь, пока никого нет! – посоветовал Альдо, опускаясь на каменный пол.
Эй, смотри куда садишься, раздавишь! – пискнул вдруг чей-то голос, и тот, испуганный, вскочил.
Кто здесь? – удивленно спросил Альдо.
А ты что не видишь? – спросил голос, недовольно. – Мы здесь были всегда, а ты только что пришел и смеешь садиться мне на спину!
Я не вижу вас, извините! – произнес Альдо.
А ты приглядись! – ответил голос.
Альдо, Мелинда и Миа напрягли зрение и постепенно разглядели почти прозрачных существ, которые сидели, лежали, стояли, просто висели в воздухе, они были повсюду, они заполняли собой все пространство!
Куда же нам сесть? – испуганно спросила Мелинда.
Мы можем подвинуться, но смотрите, не занимайте много места!
Прозрачные грешники сомкнули ряды, освободив небольшую площадку, на которую и опустились вновь пришедшие.
И что же такого страшного нас ждет? – спросил Альдо у одного из них. – Чем страшен ад для вас? И чем он страшен для живых?
Живые, мертвые все одно! – произнес его собеседник. –
Он замолчал, и сколько потом Альдо, Мелинда и Миа ни пытались заговорить с кем-то из живущих здесь душ, никто не ответил им больше, никто не реагировал на их слова, как если бы они говорили в пустоту.
Впрочем, так и было. Они уже не были людьми, не были даже полноценными душами. Ад поглотил их. Они не хотели разговаривать, ничто не интересовало их. Ничто, кроме положенного наказания, ничто кроме кары, которую они понесли.
Дни и ночи тянулись медленно. Они смешались друг с другом, и уже не было понятно, где день, а где ночь. Альдо и Мелинда не знали, сколько именно прошло дней. Возможно, прошел всего лишь месяц, а, возможно, и целый год. Их удивляло лишь то, что совсем не хотелось есть, никто за все это время не приносил им ни еды, ни воды, но эта потребность отсутствовала здесь, они перестали жить своим физическим телом, погрузившись в созерцание своей души. Они почти не разговаривали друг с другом. Молчала и Миа. Миа, которая с каждым днем становилась все более бледной и прозрачной, Миа, которую с каждым днем покидала жизнь.
Мелинда и Альдо не знали, от чего умирала Миа, но, сами себе удивляясь, они почти спокойно смотрели на это. Миа наскучила жизнь. Ничто не связывало ее с этим миром, и, постепенно, она забывала обо всем. Она забыла о Прежнем мире, забыла Эдем. Она забыла Тайдо и свою любовь к нему. И своих родных. Но главное – она забыла себя. Здесь, в этом страшном месте все забывали, нет, все теряли, то самое ценное, что подарила им природа – свою индивидуальность, свой характер, свои мысли и мечты. Люди теряли волю к жизни, превращаясь в спокойных, флегматичных зомби, а потом и вовсе всякая связь с их физическим телом оказывалась разорванной, они умирали. Это, конечно же, относилось к живым. Мертвые не умирали. Они просто влачили свое существование, изо дня в день, из года в год, из века в век, и в их памяти сохранялись лишь те грехи, которые и привели их в эту темницу. Отовсюду доносилось их бормотание, сначала оно раздражало вновь прибывших, но постепенно они привыкли и к нему, перестав замечать его. А бормотание звучало и звучало, оно проникало в их сознание, и сознание притуплялось, начинало угасать, а потом погибало вовсе. Человек испытывал скоротечный, почти мгновенный регресс, это бормотание способно было разрушить и самую сильную личность, никто был не в силах противостоять его разрушительному воздействию.
Зачем я так сделала? Ведь это был мой ребенок? Зачем я убил ее, ведь она была единственной, кого я любил! Зачем я обманул своего отца? Зачем я приказал казнить того человека! Зачем я поджег дом, ведь там были люди? Зачем я продал свою бедную девочку? Зачем я разрушила жизнь этой женщине? Зачем? Зачем? Зачем? – доносилось отовсюду.
Сначала Мелинду пугали истории, часто следовавшие за этими словами, истории, рассказывающие о подлости и предательстве, о низости и жестокости, но постепенно она стала слышать лишь бормотание, и больше ничего, слова и звуки слились в один сплошной, неясный шепот. В конце концов, какое ей дело до этих людей и их грехов? Какое ей дело до тех, кто ждет снаружи? Какое ей дело до бабушки Сельмы и до всего Эдема? Какое ей дело до этого проклятого Прежнего мира? Какое дело до Лилит и до разговоров с Богом? Разве это имеет значение?