Покинутый
Шрифт:
— Слэйтер, — сказал я.
— Вот именно. А ты кто такой?
Он притворялся, что возится с пуговицами, но я заметил, что правой рукой он потянулся к сабле.
— Ты должен меня помнить. Меня зовут Хэйтем Кенуэй.
Он снова напрягся, и голова у него поднялась.
— Хэйтем Кенуэй, — прохрипел он. — Вот как — явился по заклятью, ни дать ни взять. А я уж надеялся, что не встречусь с тобой.
— Я тоже. Обернись, будь добр.
Медленно, точно лошадь с повозкой в грязи, Слэйтер повернулся ко мне лицом и увидел возле своего носа
— Ты ассассин теперь, что ли, да? — насмешливо спросил он.
— Я тамплиер, Слэйтер, как и твой хозяин.
Он усмехнулся.
— Твоя участь больше не интересует генерала Брэддока.
Я это подозревал. Потому-то он и пытался помешать мне, когда я собирал команду, чтобы выполнить задание Реджинальда. Брэддок изменил нам.
— Возьми саблю, — сказал я Слэйтеру.
У него вспыхнули глаза.
— Тогда ты будешь со мной драться.
Я кивнул.
— Я не могу убить тебя хладнокровно. Я ведь не твой генерал.
— Да уж, — сказал он, — ты ему и в подметки не годишься…
И он вынул саблю.
Секунду спустя человек, когда-то едва меня не повесивший и помогший вырезать невинную семью при осаде Берген-оп-Зома, лежал у моих ног убитый, а я смотрел на его дрожащий труп и думал только о том, что форму с него надо бы снять побыстрее, пока она не пропиталась кровью.
Я забрал мундир и вернулся к Чарльзу, который посмотрел на меня, подняв брови.
— Вас просто не отличить, — сказал он.
Я лукаво улыбнулся.
— Надо осведомить Питкерна о нашей затее. Как подам знак, поднимайте крик.
Отвлечем их и сбежим.
Брэддок тем временем отдавал приказы.
— Солдаты, мы выступаем, — сказал он, и я, слегка наклонив голову, замешался в ряды патруля. Я знал, что Брэддока будет интересовать вербовка, а не его солдаты; и кроме того, я надеялся, что его солдаты настолько запуганы им, что, озабоченные привлечением рекрутов, не обратят внимания на новенького в своих рядах. Я оказался позади Питкерна и, понизив голос, сказал:
— Привет, Джонатан.
Он чуть вздрогнул, оглянулся и воскликнул:
— Мастер Кенуэй?
Я жестом попросил его не шуметь, осмотрелся, чтобы убедиться, что на нас не обратили внимания, и продолжал:
— Не очень-то это было просто… но все-таки я здесь и хочу вас освободить.
Теперь он говорил тише.
— Вы думаете, что отсюда можно удрать?
Я улыбнулся.
— Вы мне не верите?
— Я почти не знаю вас.
— Вы знаете достаточно.
— Послушайте, — прошептал он, — мне бы очень хотелось помочь. Но вы ведь слышали Брэддока. Если он об этом пронюхает, нам обоим крышка.
— О Брэддоке я позабочусь, — успокоил я его.
Он посмотрел на меня.
— Как?
Я взглядом дал ему понять, что действую наверняка, и свистнул сквозь пальцы.
Из соседнего проулка выскочил Чарльз, давно ждавший этого сигнала. Он был без рубашки — рубашкой он обмотал себе лицо для маскировки; остальная одежда на нем
— Эй, вы! Все вы воры и негодяи, все до единого! — выкрикивал Чарльз. — Вы божитесь, что королевская власть прославит и наградит нас! Но вы только сеете смерть!
Для чего? Для камней и льда, деревьев и ручьев? Или ради нескольких дохлых французов?
Так нам этого не надо! Не желаем! Забирайте ваши лживые посулы, ваши соблазнительные деньги, ваши шмотки и ружья — заберите все это ваше драгоценное барахло и засуньте себе в задницу!
Красные мундиры переглядывались, приоткрыв в сомнении рты, а растерялись они до такой степени, что на мгновение я заволновался, что они и вовсе оставят это без последствий. Даже Брэддок, чуть поодаль, просто стоял столбом с отвисшей челюстью, не зная, что лучше: вознегодовать или расхохотаться на эту вспышку чистого безумия.
Неужели они просто развернутся и уйдут? Наверное, того же самого испугался и Чарльз, потому что он вдруг добавил:
— Тьфу на вас и на все ваши липовые войны! — и выложил последний козырь.
Он нагнулся, ухватил кусок конского навоза и швырнул его в солдат, большинство которых проворно отскочили. Но, к нашему счастью, генерал Брэддок в их число не вошел.
Он стоял с конским дерьмом на мундире и больше не испытывал затруднений в том, что ему выбрать: расхохотаться или разозлиться. Он рассвирепел, и казалось, что от его рева задрожали листья на деревьях:
— Взять его!
Несколько солдат из патруля кинулись за Чарльзом, который уже развернулся и бросился бежать — вдоль магазина, а потом возле таверны нырнул налево.
Упускать такой случай было нельзя. Но вместо того, чтобы удирать, Джон всего-навсего вымолвил:
— Черт!
— Что еще? — спросил я. — Бежим!
— Боюсь, не выйдет. Ваш человек в тупике. Спасать надо его.
Я мысленно застонал. Вот вам и спасательная операция — только спасать надо совсем другого. И я кинулся в проулок: но вовсе не затем, чтобы выполнить приказ нашего доблестного генерала; просто я должен был защитить Чарльза.
Я опоздал. Когда я прибежал, он уже был под стражей, а я плелся сзади и тихо ругался, пока его не притащили обратно на главную улицу и не поставили перед взбешенным генералом Брэддкоком, который уже потянулся за саблей; но тут я решил, что дело зашло слишком далеко.
— Отпусти его, Эдвард.
Он обернулся ко мне. И хотя его лицу было уже невозможно потемнеть еще больше, все-таки оно потемнело. Запыхавшиеся красные мундиры смущенно переглядывались, а Чарльз, стиснутый по бокам конвоирами, смотрел на меня с благодарностью.