Поклонение огню
Шрифт:
— Черт бы тебя побрал, родственник хренов.
— Что, простите? — спросил шейх.
— Да нет, это я так, сам с собой говорю, — хмыкнул Белов. — А чем вам Шамиль не угодил, зачем его выкрали?
— Шамиль мой кровный враг, — гневно воскликнул шейх. — Если вы помните, сын мой Омар погиб в Чечне, в Хасанюрте. Тело его так и осталось лежать в зиндане, накрытом после взрыва селения камнепадом. Вот я и приказал Садыку вывезти прах дорогого и горячо любимого мной сына на родину. Но ни Садык, ни нанятые им боевики не знали места, где погиб Омар. А Шамиль, как вам известно, из Хасанюрта.
— Что с Шамилем?
Шейх с притворным сожалением вздохнул:
— Его с нами нет. Садык не удержался, когда увидел извлеченное из зиндана растерзанное тело моего сына. Покарал Шамиля за участие в убийстве Омара.
Выведенный из себя Белов поиграл желваками и сказал:
— Не дай бог вашему Садыку попасться на моем пути.
— И вам на его, — подхватил шейх. — Ну, да ладно, мистер Белов. Считаю наш разговор законченным. Я укажу вам место, где вы должны будете передать моим людям Али, а взамен получите Ивана.
Мысли у Саши путались. Он никак не мог найти выход из создавшегося положения, не знал, что предпринять для спасения сына. Оставалось тянуть время.
— Все очень неожиданно, — произнес он примирительным тоном. — Мне нужно подумать.
— Хорошо, — охотно согласился шейх. — Думайте. Я перезвоню вам через пару дней.
— Эй, эй! — крикнул в трубку Белов, опасаясь, как бы шейх раньше времени не отключился. — А с мальчиком действительно все в порядке?
— О, не беспокойтесь! Садык за ним хорошо смотрит, — насмешливо сказал шейх. — В следующий раз вы обязательно поговорите с сыном.
И прежде чем Белов успел что-либо добавить, шейх отключил мобильник.
Ивана поселили вместе с Сайфином в бетонном бункере под дворцом шейха. Оказалось, седобородый араб жил в доме шейха тайно, скрываясь от глаз челяди в подземелье, и лишь иногда поднимался наверх, чтобы подышать свежим воздухом и пообщаться с Абдул Аль Азизом. В эти часы посторонним запрещалось показываться вблизи апартаментов шейха.
Подземелье находилось под главным зданием дворцового комплекса. В него вел потайной ход, расположенный в одной из комнат главного здания. В бункере имелись две приличных размеров комнаты, санузел, кухня. Превосходная система вентиляции, а также мощные кондиционеры поддерживали заданную температуру и влажность — в помещениях было прохладно, сухо, свежо, как утром в горах. Хозяева позаботились и о комфорте: у стен стояла дорогая мебель европейского образца, по стенам и на полу были развешаны и расстелены ковры, имелась современная бытовая техника и телевизор, почему-то с одним единственным каналом — Аль-Джазирой.
Жили Иван с Сайфином в одной комнате, а второй пользовались, когда кому-то из них необходимо было уединиться. Иван в ней репетировал, а худой араб — молился или читал Коран. Оба жили в атмосфере ожидания. Иван ждал освобождения, Сайфин — конечного результата задуманного плана.
Мальчику иногда позволяли побродить по дворцу, искупаться в бассейне, но всегда под надзором Садыка. Иногда тот тоже спускался в подвал и уединялся в свободной комнате. Что он там делал, Иван понятия не
Мальчика мужчина не заметил, и Иван тут же от греха подальше тихо-тихо закрыл дверь. Но в комнате осталась скрипка, а Ивану хотелось ее забрать. Он постучался, подождал, когда Садык разрешит войти, и снова открыл дверь. Мужчина стоял у противоположной стенки и, сложив на груди руки, испытующе смотрел на Ивана. Ни денег, ни дверцы в стене! Иван пребывал в недоумении. Почудилась ему что ли? Он сделал вид, что ничего не было, взял футляр со скрипкой и вышел.
Он все больше и больше попадал под обаяние восточной культуры, каждый день открывал ему новые ее грани. Мальчик почувствовал, что в исламе есть своя прелесть, своя красота. Он решил, что можно и нужно брать из чужой культуры то, что позволяет духовно обогатиться.
Это и уважение к старшим, и почитание родителей, и нетерпимость к пьянству, да мало ли что еще можно взять ценного из нравственных достижений людей иной веры. Иван начал писать музыку, понятную и близкую как европейцам, так и арабам.
Он стойко переносил пребывание в плену, на чужбине, никогда не жаловался, не скулил, а иногда проявлял характер.
Однажды, купаясь в бассейне, Иван поссорился с Садыком, который требовал выйти раньше обычного из воды. Он переплыл на другую сторону и убежал от своего сторожа, взобравшись на высоченную крышу дворца.
Садык с трудом догнал мальчика и вынудил остановиться на краю плоской крыши. Тот застыл на полуметровой высоты парапете, балансируя руками, как канатоходец в цирке. Он уже успел хорошо загореть, а волосы у него выгорели до цвета кудели. На лице его застыло упрямое выражение, глаза сверкали.
— Не дури, Айвен, разобьешься! — крикнул встревоженный Садык.
Но тот не послушал его. Разбежался по выступу и прыгнул солдатиком в бассейн с десятиметровой высоты. Садык не знал, удалось ли ему допрыгнуть до воды, он схватился за голову и закрыл глаза, представив разбитое, окровавленное тело на белых плитах двора. За время общения он привязался к мальчугану. Хвала Аллаху, все обошлось, тот вынырнул, как ни в чем не бывало, но после этого случая Садык стал вести себя с ним осторожнее.
Кроме того, ему крепко перепало от шейха за то, что он довел парня до крайности. Ведь тот мог разбиться, и тогда планы шейха относительно обмена Айвена на его двоюродного брата рухнули бы. С тех пор Садык Ивана на безрассудные поступки не провоцировал.
Но не только смелостью иной раз удивлял обитателей дворца Иван. Удивляли его настойчивость. Когда породистая сука его высочества принесла пятерых щенят, четверо уродились здоровыми, а один слабеньким. Таких, как правило, во дворце шейха убивали, чтобы не испортить породы, но Иван упросил псаря отдать ему песика. Иван взялся ухаживать за щенком, кормил его из соски, поил и, ко всеобщему удивлению, вскоре Шерхан — так он назвал щенка — окреп и обогнал в развитии своих братьев и сестер.