Поколение Икс
Шрифт:
Я стал бесполым и чуствовал, что мое тело высернуто наизнанку, покрыто фанерой, льдом и сажей, подобно заброшенным торговым центрам, мукомольням и нефтеочистительным заводам возле Тонавонды и Ниагарского водопада. Сексуальные сигналы приходили отовсюду, но вызывали только отвращение. Случайно переглянувшись с продавщицей в киоске, я вылавливал в ее взгляде гнусный подтекст. В глазах всех незнакомых людей читался тайный вопрос: Не ты ли тот незнакомец, что меня спасет? Алкая ласки, страшась быть покинутым, я думал: может быть, секс просто предлог, чтобы глубже заглянуть в глаза другого человека?
Я начал находить человечество омерзительным, расчленив его на гормоны, бедра, соски, различные выдения и неистребимую метановую вонь. В этом состоянии я хотя бы чувствовал, что перспективного
Но что действительно проняло меня – как дети умеют смотреть тебе в глаза: с любопытством, но без намека на похоть. Ребята лет двенадцати и помладше, с их счастливыми, аж завидки брали, лицами – я видел их во время моих кратких, сопровождаемых приступами агорафобии, вылазок в те из торговых центров г. Буффало, которые еще не прогорели. Мне казалось, что способность так простодушно смотреть во мне вытравлена; я был убежден, что следующие сорок лет буду лишь делать вид, что живу, и вслушиваться в шуршание наглых маракасов Маракс – латиноамериканский музыкальный инструмент типа погремушки. у меня внутри – маракасов, набитых прахом моей юности.
Ладно, ладно. Мы все проходим через кризисы – по-моему, нет другого способа превратиться из личинки в человека. Не могу счесть, сколько моих знакомых клялись, что пережили кризис среднего возраста еще в молодости. Но неизбежно наступает момент, когда юность подводит нас; университет подводит нас; папа с мамой подводят нас. Я лично больше не смогу найти убежище субботним утром в детской, почесывая зудящую от стекловаты-утеплителя кожу, слушая по телевизору голос Мела Бланка, непроизвольно вдыхая испарения ксенона от каминной окалины, хрустя таблетками – витаминками и мучая кукол Барби, принадлежащих моей сестре.
Мой же кризис был не просто крушением юности, но и крушением класса, пола, будущего и я не знаю чего еще. Мне стало казаться, что в этом мире граждане, глядя, скажем, на безрукую Венеру Милосскую, грезят о сексе с калекой, а еще они по-фарисейски прикрепляют фиговый лист к статуе Давида, но прежде отламывают ему член – на память. Все события стали знамениями. Я утратил способность воспринимать что-либо буквально.
Словом, суть всего этого сводилась к тому, что мне нужно было начать жизнь с чистого листа. Уйти в полный отрыв. Жизнь превратилась в ряд жутковатых разрозненных эпизодов, из которых ни за что нельзя было бы сложить интересную книгу, и, бог мой, до чего ж быстро ты стареешь! Время ускользало сквозь пальцы (и все еще ускользает). Так что я рванул туда, где погода сухая и жаркая, а сигареты дешевые. Поступил подобно тебе и Клэр. И вот я здесь.
Теперь вы знаете чуть больше о жизни Дега (хотя ваши представления и несколько односторонни). А тем временем на нашем пикнике в этот пульсирующий от жары день в пустыне Клэр прикончила курицу с бобами, протерла темные очки и водрузила их на переносицу с важностью, дающей понять, что она готова начать свое повествование.
– Немного о самой Клэр: почерк у нее корявый, как у таксистов. Она умеет складывать японских бумажных журавликов, и ей действительно нравится вкус соевых гамбургеров. В Палм-Спрингс она появилась в один жаркий и ветреный праздничный день (а именно День матери) – в этот самый день (если верить предсказанию Ностоадамуса в интерпретации некоторых толкователей) должен был состояться конец света. Я в то время обслуживал открытый бар в Спа де Люксенбург – заведение в сто раз шикарнее скромной забегаловки У Ларри: девять оздоровительных бассейнов с пузырящейся водой, вычурные ножи и вилки под серебро для пользования на открытом воздухе. Увесистые такие штукенции, очень впечатлявшие клиентов. Итак, помню, я наблюдал, как бессчетные и шумные братья и сестры Клэр – родные, двоюродные, сводные – без умолку трещат на солнышке возле бассейнов, словно попугаи в вольере, покуда вокруг ходит мрачный голодный кот.
За соседним столиком, не обращая внимания на потомство, вместе с лоснящимися, увешанными драгоценностями друзьями-компаньонами сидел отец Клэр – мистер Бакстер, тогда как миссис Скотт-Бакстер, его четвертая, призовая жена, скучающая молодая блондинка, зыркала на выводок Бакстеров, будто мамаша-норка на норковой ферме, только и поджидающая, когда пролетевший на бреющем самолет даст ей предлог впасть в панику и пожрать молодняк.
Чтобы избежать неминуемого страшного суда в городе, крайне суеверный мистер Бакстер, адепт нью-эйджа Нью эйдж – тип современного мировоззрения, характеризующийся предельной терпимостью и электичностью и объединяющий в себе представления, почерпнутые из традиционных религий, оккультизма, шаманизма, эзотерики и т.д. Само назвоние – Новая эра – восходит к астралогической идее, наступающей в начале третьего тысячилетия эры Водолея, который принесет на землю мир и спокойствие. (благодаря супруге номер три), вывез весь клан на уик-энд из Лос-Анджелеса. Нервные лосанджелесцы вроде него навоображали себе, как треснувшая земля беспощадно, со смачным чавканьем поглощает нелепо-гигантские дома долины, а с небес на все это сыплются градом жабы да лягушки. Будучи истинным калифорнийцем, он шутил: Ну, наконец-то есть на что посмотреть,
АМОРТИЗАТОРИЗМ:
убежденность в существовании финансово-эмоционального амортизатора, который примет на себя все удары. твоей судьбы. Обычно это родители.
ГОТОВНОСТЬ К РАЗВОДУ:
форма амортизаторизма, уверенность в том, что если семейная жизнь не заладится – то и бог с ней, развестись никогда не поздно.
Однако Клэр, казалось, совсем не развлекал оживленный, пересыпанный восклицаниями разговор ее родных. Она вяло придерживала бумажную тарелку, наполненную пищей с низким содержанием калорий и высоким – клетчатки (проросшие бобы в ананасном соусе и курица без кожи), покамест с горы Сан-Джа-синто скатывались могучие, не по сезону свирепые ветра. Я помню ядовитые обрывки фраз, которыми пребрасывались через стол орды лощеных и рафинированных молодых Бакстеров.
– Гистер это был, а не Гитлер. Так предсказал Нострадамус, – орал через стол один из братьев, Аллан, типичный ученик частной закрытой школы, – а еще он предсказал убийство Дж. Ф. Кеннеди.
– Не помню никакого убийства Дж. Ф. Кеннеди.
– На сегодняшнюю эсхатологическую вечеринку в Золя я надену такую шляпку пирожком. Как у Джекки. Будет очень исторично.
– Чтоб ты знала, та шляпка была от Холстон.
– О, какая уорхоловщина пошла.
– Покойные знаменитости забавны de facto.
– А помните тот Хэллоуин пару лет назад, когда была паника из-за поддельного тайленола и все нарядились коробочками с тайленолом…
– … а потом состроили кислые морды – когда поняли, что не только их так осенило. – Знаете, какого дурака мы сваляли, что здесь остались: через весь город идут аж три сейсмических разлома. С тем же успехом мы могли бы нарисовать на себе мишени.
– А что, про маньяков-снайперов у Нострадамуса тоже есть?
– Слушайте, а лошадей доят?
– А это-то тут при чем?
Беседа была нескончаемой, вымученной, претенциозной, временами она напоминала те ошметки, которые останутся от английского языка после ядерной войны и пары сотен лет одичания. Но что-что, а дух времени эти слова здорово передавали, оттого-то и запомнились мне крепко.
– Я на автостоянке видел одного музыкального продюсера. Они с женушкой двинули в Юту. В Юту! Говорят, у нас тут район бедствия и только Юта уцелеет. У них такой отпадный золотистый корнич. Багажник аж не закрывался – куча ящиков с армейским пайком да бутылки воды из Альберты. Женушка, похоже, перепугалась всерьез.