Поколение зимы
Шрифт:
– Я вижу, тебе понравился абрек.
Все кончилось. Она открыла глаза:
– Это ты абрек?
Нугзар рассмеялся:
– Конечно, я абрек, смелый разбойник!
Нина отодвинулась от него. Их нагота вдруг показалась ей постыдной.
– Абреки не шантажировали женщин, – сказала она, хотя прекрасно понимала, что начинает – это после столь бурных откровений и признаний – хитрить, самой себе представляться запуганной жертвой. Вдруг ее поразила догадка, она села в постели. – Вай! Теперь я все поняла! Это ты убил дядю Ладо Кахабидзе!
Нугзар мгновенно бросился на нее, схватил за
– Никогда больше не повторяй этой чепухи, дура! Иначе все мы будем убиты: и я, и ты, и все, кто услышит! Ты поняла?
Снова все началось. Отвернув от него голову, глазами, полными страха и тоски, Нина смотрела в темное окно.
Глава тринадцатая
Жизнетворные бациллы
На даче Градовых в Серебряном Бору с утра опять семейная идиллия, все семейство собралось за завтраком: сам профессор, профессорша, старший сын – комдив, очаровательная комдивша, их важный сын Борис IV, средний сын – марксист с марксистской женою, их сын, рожденный в восьмилетнем возрасте Митя, хлопотливая управительница Агафья, ну и, конечно, главный идеолог таких гармоний, молодой овчар Пифагор.
– Все должны каждое утро выпивать по стакану простокваши, – наставлял свое семейство Борис Никитич. – Великий Мечников обнаружил в ней жизнетворные бациллы, секрет долголетия. Все пьют простоквашу, все без исключения. Никита, тебя это тоже касается!
Начальник штаба Особой Дальневосточной армии вздрогнул:
– Как, меня тоже? – Торопливо опустошил стакан.
Хороший мальчик, сказал ему взгляд Мэри.
– На фиг нам это долголетие? – бросила вызов теннисистка. – Гнить в тунгусских болотах на Дальнем Востоке?
Никита потупил глаза. Мэри приняла мяч.
– Вероника, что за выражения? Здесь же дети!
Митя, ставший тут уже явным любимчиком, зашелся в смехе:
– А на фиг, а на фиг нам это долголетие?
Борис IV, потеряв важность, даже подпрыгнул:
– На фиг! На фиг!
Мальчики явно подружились, несмотря на разницу в возрасте. «Кулацкое отродье» изменился до неузнаваемости. Агаша даже расчесывала ему волосы на косой пробор, чтобы был похож на ребенка «из хорошей семьи». Только по ночам еще он иногда с закрытыми глазами вскакивал и куда-то с мычанием рвался, но все реже и реже.
Борис Никитич погрозил Веронике, все свое племя обозрел с притворной строгостью, остался своей ролью весьма доволен, посмотрел на часы и встал. Что-то все-таки мешало почувствовать полный утренний комфорт. Вдруг вспомнил – опера! Грозный и справедливый Грозоправ сразу пропал, профессор слегка заюлил:
– Мэричка, можно тебя на минуточку?
Мэри уже почувствовала неладное, прошла за ним в кабинет.
– Что случилось, Бо?
– Мэричка, наш поход в оперу придется отложить.
– Ну вот, я так и знала! Мы никогда до оперы не доберемся!
Он торопливо забормотал:
– Понимаешь, Главное медицинское управление наркомата обороны просит в самые кратчайшие сроки представить доклад по нашему методу местной анестезии. Поэтому мне пришлось созвать всю нашу исследовательскую группу. Мы просто не управимся до начала спектакля.
Мэри была очень оскорблена.
– Я вижу, Борис, ты просто потерял способность отказывать начальству! Ты получил свои награды и высшие посты, но потерял духовную свободу!
Градов умоляюще простирал руки:
– Ты не права, моя дорогая!
В это время кто-то продолжительно позвонил в дверях. Агаша прошелестела открывать. На пороге выросла внушительная фигура бывшего младшего командира РККА, ныне участкового уполномоченного Слабопетуховского. Он что-то тихо сказал на ухо Агаше. Та всплеснула руками, схватила его за рукав, обходным путем, чтоб в столовой не увидели, повлекла в кабинет. Здесь уж затопала на него ножками, замахала кулачками, шепотом закричала, показывая на него хозяевам:
– Борюшка, Мэрюшка, да вы подумайте только – за Митенькой пришел Слабопетуховский! Чтоб мои глаза тебя никогда не видели! Пошел вон, бесстыдник!
Участковый пятнами покрылся от возмущения, ус опустился, скула выпятилась, будто скифский курган.
– А при чем тут Слабопетуховский, Агафья Власьевна? Слабопетуховского вызвали, куда следует, поставили по стойке «смирно» и приказали. Получен сигнал из Тамбовской области. Несовершеннолетний кулацкий элемент незаконно вывезен и помещен в семью профессора Градова. Немедленно, до соответствующих указаний, изъять несовершеннолетнего из семьи и поместить в детприемник. Зачем же вы, Агафья Власьевна, «бесстыдником» меня потчуете? Ешьте его сами, вашего «бесстыдника»!
В большой обиде он задрал голову и через анфиладу дверей увидел кухонный шкаф с граненым стеклом, за которым – он знал это лучше других – всегда стоит графин с крепкой настойкой.
– Да они совсем уже осатанели, эти мерзавцы! – вскричала Мэри. Грузинский ее темперамент никогда не заставлял себя ждать.
– Это уже просто за пределами добра и зла, – раскипятился Градов. – Изъять несовершеннолетнего, каково!
Он еле сдерживался, чтобы не присоединиться к крику жены: «Мерзавцы! Мерзавцы, осатаневшие от полной безнаказанности, исчадия ада!»
– Надеюсь, ты этого не допустишь, Бо?! – на той же ноте обратилась к нему жена.
Он вдруг скомандовал, словно и сам был представителем большевистской бюрократии:
– Мэри, остаться! Слабопетуховский и Агафья, можете идти! Ждать! Никому ничего не говорить!
На кухне участковый одной рукой обратал Агашу, другой привычно потянулся за графином. Агаша слабела под его полуобъятьем.
– Слабопетуховский, как ты мог? Где же твои клятвы, Слабопетуховский? Ведь они же мне все как родные, а Митенька пуще других, сиротка. – Вдруг решительно стряхнула могучую длань, скомандовала: – А ну, сей же час ступай к начальству, скажи – Мити дома нету. Скажи, с мамашей Цецилией уехал в партийную санаторию!