Покопайтесь в моей памяти
Шрифт:
– Завтра не моя смена, – попыталась возразить Сухомлинова.
– То есть вы отказываетесь сотрудничать со следствием? – так же вкрадчиво обратился к ней майор юстиции Егоров.
– Я готова сотрудничать, только не знаю, чем могу помочь.
– Ну, как чем? Вы были одной из последних, кто общался с убитым. Причем вы общались достаточно близко. Вы были у него в гостях, выпивали. Провели в квартире Тарасевича более часа.
– Разве? – не поверила Сухомлинова. – А я думала, что недолго была. Зашла и почти сразу вышла. Раз, и всё…
Следователь
– Мы и это обсудим. Так что жду вас завтра на вашем рабочем месте в девять тридцать.
– У меня другая работа – более важная и ответственная.
– Ровно в девять тридцать, – повторил следователь и добавил: – Попрошу не опаздывать.
И тут же пошли гудки.
Елизавета Петровна не знала, что ей делать, но понимала, надо предупредить начальство. Она набрала номер Охотникова, а когда тот ответил, спросила:
– Вы всё еще за городом?
– Как раз в бане сидим с приятелем. А что такое?
– Я завтра утром задержусь на какое-то время.
Юрий Иванович молчал, а потому Сухомлинова спросила осторожно:
– Вы телевизор не смотрели сегодня?
– Упаси боже, – ответил ее начальник, – я вообще его не смотрю. А что случилось?
– Дело в том, что Тарасевича сегодня утром застрелили.
И снова бывший сокурсник молчал.
– Алле, – осторожно попыталась вернуть его Елизавета Петровна.
– Я слышу, – ответил тот, – просто пытаюсь осмыслить известие. Как, где, когда и за что могли убить председателя ТСЖ? В голове не укладывается. И что полиция говорит?
– Я не знаю. Меня как раз завтра на допрос вызвали.
– А вас-то за что?! Ну ладно, можете задержаться, я попрошу кого-нибудь вас подменить на пару часиков. А вы там тоже не только отвечайте, но и расспросите, как и за что с ним расправились так жестоко.
Глава девятая
Она подошла к своему стеклянному скворечнику и заглянула внутрь. Там сидела ее сменщица Нина Николаевна, выглядевшая очень взволнованной.
– Вас еще не допрашивали? – обратилась к ней Сухомлинова.
Та в ответ перекрестилась.
– А меня вызвал какой-то майор, застращал и приказал явиться сюда без опозданий.
– Я вас не стращал, – произнес за ее спиной мужской голос, – я просто выполняю свою работу, а ваша гражданская обязанность оказывать посильную помощь следствию.
Очевидно, он прятался за углом, на площадке перед лифтами, и вышел, услышав ее голос. Подошел неслышно и неожиданно, как любая неприятность. Майор юстиции Егоров оказался невысоким и невзрачным на вид, но голос его не соответствовал внешности – он был уверенным и твердым.
– Сейчас мы с вами поднимемся в квартиру гражданина Тарасевича, и вы мне расскажете, о чем вчера говорили со своим начальником.
В квартире работали эксперты. Дверцы шкафов и полок были приоткрыты и смазаны каким-то черным порошком.
– Посмотрите внимательно, – обратился
– Вы серьезно? – удивилась Елизавета Петровна. – Изменилось здесь все. Вчера все здесь было прибрано, а теперь как будто Мамай прошел. На столе вчера стояли две бутылки: одна с шампанским, полная более чем наполовину, и французский коньяк, из которой Александр Витальевич выпил всего граммов сто пятьдесят. И постель была аккуратно застелена, а сейчас белье сползло на пол.
– Обе бутылки мы нашли пустыми в мусорном пакете, – обиделся следователь, – а постель мы обнаружили именно в таком виде. Вы просто посмотрите, что пропало – может, картины или какие-то другие ценные вещи.
Сухомлинова подошла к стене и посмотрела на полотна.
– Всё на месте, – сказала она, – а если вас интересует, чем мы тут занимались, то скажу, что я пришла для того, чтобы подать заявление об увольнении. Александр Витальевич предложил поужинать с ним. Но я выпила лишь неполный бокал, а потом еще глоток. Ничего не ела. После чего ушла. Но до того как сесть за стол, мы рассматривали картины и говорили о живописи. Ведь я дипломированный искусствовед, если вы не знаете.
Следователь кивнул, а потом попросил записать все, что она сообщила, на бумаге и по возможности с подробностями, которые она может вспомнить.
Елизавета Петровна села за стол, на тот же самый стул, на котором сидела накануне, придвинула к себе листок бумаги и изложила все кратко, потому что подробности ей вспоминать не хотелось. А когда закончила и протянула лист следователю, Егоров сказал, что сейчас эксперт-криминалист возьмет ее отпечатки пальцев.
– Пара минут, – пообещал он, – и вы сможете ехать на свою новую, очень ответственную работу.
Отпечатки взяли, перемазав ее пальцы черным порошком.
– Я могу вымыть руки? – спросила Елизавета Петровна.
Следователь кивнул. Сухомлинова, не оставляя сумочку в комнате, прошла с ней в ванную комнату, закрыла за собой дверь, начала мыть руки. Взгляд ее упал на узкую стиральную машину. Не выключая воду, она подошла к ней, наклонила машину и подняла резиновой коврик. Увидев край голубой ученической тетради, вытащила ее, согнула в трубочку и спрятала в свою сумку.
Когда выходила из ванной комнаты, едва не столкнулась с майором юстиции, который заглянул за плечо Елизаветы Петровны, словно рассчитывал обнаружить там еще кого-то.
– Вы должны расписаться под одним документом.
– Каким?
– Вы предупреждаетесь о том, что вам запрещено покидать город на время следствия.
– А если вы год будете расследовать?
– Тем не менее, – без всяких эмоций на лице произнес следователь.
– Сыну Тарасевича сообщили?
Следователь обернулся к скучающему эксперту, как будто ожидал ответа именно от него. А тот, уходя от ответственности, начал смотреть по сторонам.
– Прикажут – позвоню, – спокойно ответил майор юстиции.