Покорение Средней Азии. Очерки и воспоминания участников и очевидцев
Шрифт:
Мешковатые, неуклюжие лаучи (верблюдовожатые) бродили между своими животными, подкладывая им под морды саман (рубленую солому), осматривали на досуге вьючные седла – искоса, недружелюбно поглядывая на сторожевых казаков, охвативших весь обозный бивуак своей живой цепью.
Не раз уже случалось, что лаучи уходили от отрядов, угоняли с собой верблюдов, оставляя отряд в самом стеснительном положении. Неизбежная и продолжительная остановка движения посреди мертвой, бесплодной степи слишком давала себя чувствовать, чтобы не научить нас поменьше доверяться этим косоглазым степнякам, сродным по всему нашим противникам
Самое же большое оживление царствовало у колодцев, поблизости которых расположились солдатские кухни. Густой черный дым стлался над лощиной; гарью и салом несло оттуда; уныло мычали быки, предназначенные на убой… Русский и туземный говор и песни слышались в этом хаосе всевозможных звуков.
– Сюда, ваше благородие, сюда! – торопил меня уралец-казак, мой проводник. – Сюда пожалуйте, там обозы, далеко обходить придется!
И я покорно шел за ним, шагая через растянутые на пол-аршина от земли веревки светло-зеленых, ярко-красных, белых, пестрых, полосатых, конических, цилиндрических, кубообразных, круглых – одним словом, всевозможных цветов и форм палаток.
Большая кибитка из белого войлока, подбитая снизу красным сукном, стояла как-то на отлете: место вокруг нее было значительно просторнее, чем вокруг остальных кибиток. Двое часовых ходили перед входом. У кибитки стоял на длинном древке большой значок, именно тот самый, с семью белыми звездами, расположенными в виде созвездия большой медведицы. Это и была генеральская кибитка.
Подойдя ближе, я заметил оригинальную группу в том самом месте, где от кибитки ложилась на песок полукруглая синеватая тень.
Несколько человек, полуголых, на израненном теле которых остатки одежды висели грязными, окровавленными тряпками, с какими-то пепельно-бледными, искаженными страхом и ожиданием лицами, сидели на корточках, связанные попарно, под конвоем двух или трех казаков, опершихся на свои танеровские винтовки. Это были пленные хивинцы, пойманные нашими разъездами поблизости лагеря… Несчастные нечаянно наткнулись на закрытый казачий секрет и поплатились свободой за свою оплошность.
С них только что был снят допрос, в результате которого, как я узнал впоследствии, и оказалась посылка за мной, так некстати прервавшая мой кейф.
Генерал сидел на складном табурете, спиной ко мне, и что-то писал. Я задел нечаянно шпорой за ковер, потянул его, опрокинул что-то и вообще наделал шуму своим появлением.
– А, это вы? – обернулся немного генерал.
– Ваше превосходительство изволили…
– Звал, звал. Садитесь пока, я сейчас кончу!
Он кивнул мне на другой складной стул и занялся своим делом, казалось, вовсе не обращая внимания на мое присутствие.
Ждал я четверть часа, наконец полчаса… час даже. Меня начала одолевать самая неотвязная дремота.
И вот заходили перед моими глазами и заволновались все предметы, наполнявшие внутренность кибитки: походная кровать, прикрытая ковром, начала подниматься то одним концом, то другим: она колыхалась, как шлюпка по волнам… Заскакал на одном месте серебряный умывальный прибор; туманом застлало светлый четырехугольник зеркала. Широкая генеральская спина с перетянутыми накрест шелковыми подтяжками (генерал был без сюртука) стала расползаться
– Э… гм!.. – громко откашлялся генерал.
– Ваше превосходительство!.. – шарахнулся я со стула.
– А! Вы, верно, устали… Ну, это ничего. Вы будете иметь часа четыре отдыха перед исполнением моего поручения!
– Я готов, ваше превосходительство… – побравировал было я.
– Нет, отдохните. Вам предстоит трудная и небезопасная прогулка!
Генерал встал, прошелся раза два по кибитке и произнес:
– А действительно, припекает! Вот эти конверты – их два – вы отвезете полковнику А. в передовой отряд… Он, как вы знаете, впереди нас на один переход, в расстоянии… в расстоянии… А Бог его знает, в каком это расстоянии, одним словом, вы постарайтесь в ночь добраться туда и поспеть прежде, чем он снимется с ночлега… Понимаете?
– Понимаю, ваше превосходительство… – пробормотал я.
Вероятно, в моем голосе зазвучало что-нибудь подозрительное, потому что генерал внимательно посмотрел на меня и добавил:
– Темнота ночи вас прикроет… Это не так опасно, как кажется с первого взгляда; к тому же, у вас такая прекрасная лошадь: кровный тюркмен, кажется?
– Да, ваше превосходительство, то есть оно не то, чтобы кровный…
– На прошлогодней скачке она заметно выделялась… Вы взяли первый приз?
– Да-с, но теперь как будто что-то на левую ногу жалуется! – заговорил я в минорном тоне; но генерал, кажется, не обратил внимания на это обстоятельство.
– Так вот вы поедете… Направление вам известно, а что касается до подробностей пути, то такой отряд не мог пройти по голой степи, не оставив за собой заметных следов, а проводники (да их, кстати, и нет вовсе) вам не понадобятся.
– А в случае, если?.. – начал было я, и холодный пот проступил у меня под рубашкой от одного только предположения «этого случая».
– Вы поедете с закатом солнца. До свиданья… счастливого пути!.. Донесите мне о часе и даже минуте вашего отъезда!
Молча я взял оба полновесных конверта, повертел их в руках, поклонился и вышел. Не успел я сделать и десяти шагов, как услышал за собой генеральский голос: он громко и отчетливо произносил мою фамилию. Я обернулся. Генерал высунулся из кибитки и звал меня. Часовые отхватили подходящий к случаю ружейный прием и замерли на месте. Пленные хивинцы тоскливо начали переглядываться.
– Мне необходимо, чтобы эти конверты своевременно попали в руки полковника А. И понятно, что вы ничего не проиграете по службе, если… Ну, Господь с вами!
И генерал тронул меня по плечу, скрылся в своей кибитке.
Последний намек был для меня тоже очень понятен, и, признаться, дух честолюбия заглушил на мгновение ту не то чтобы робость, а что-то весьма похожее, что испытывал я, взвешивая все хорошие и дурные шансы предстоявшей мне поездки.
Придя к себе домой, я первым долгом завалился спать, я хотел подкрепить себя сном перед бессонной ночью. Товарищи, узнав, зачем меня требовал генерал, не беспокоили меня ни предложением карточки, ни чем другим, более или менее соблазнительным; только сосед мой, артиллерист, подойдя ко мне, сказал: