Покоренная поцелуем
Шрифт:
— Не хотелось бы вам, Ротгар Лэндуолдский, еще раз искупаться?
— Вероятно, организация купаний является вашей специальностью, леди Мария?
— Что вы сказали?
— Может, я не расслышал вашего предложения? Мысли о купании в последнее время меня просто преследуют.
Его голос, хрипловатый, богатый полутонами добродушного юмора, казалось, приковал ее руку к двери. Его ленивая поза, расслабленное выражение лица превращали в насмешку все ее усилия по охране с тыла своей персоны с помощью рыцаря Стифэна. Поведение Ротгара либо было уловкой с целью отвлечь ее внимание от бурдюка, либо намекало
— Отец Бруно выражает беспокойство в связи с тем, что вас здесь донимает холод.
— Нет, миледи. Я обнаружил, что у куриного помета есть немало достоинств, включая и тот факт, что он излучает тепло.
— Хорошо. В таком случае, выходите, если только у вас есть желание покинуть свое уютное ложе, — сказала она, указывая на стоявшего в отдалении сэра Стифэна. Она сделала шаг в сторону, чтобы пропустить его, но он не торопился подниматься, долго потягивался, почесывался, и она заметила, как ногами он старался придвинуть побольше сена к тому месту, где находился бурдюк. Подойдя к двери, он не знал, как ему поступить.
— Вам следует идти впереди меня, миледи.
— Ни в коем случае, — запротестовал сэр Стифэн и молниеносно схватил рукой его за запястье, протащив его через двор. Потом он заломил руку Ротгара ему за спину.
Пот выступил на лбу у Ротгара, он тяжело дышал, в глазах пробивалась едва сдерживаемая ярость. Если бы Мария не заметила этих признаков гнева, то, вероятно, поверила бы выражению его лица, свойственного кающемуся грешнику, когда он с трудом проговорил:
— Я только… хотел… следовать… за леди. Что это, продуманный куртузанский жест или же уловка, чтобы приблизиться к ней и схватить руками за горло?
Мария отдавала себе отчет в том, что многие жители Лэндуолда, услышав шум в курятнике, собрались во дворе. Нельзя было тащить силой упирающегося, пытающегося вырваться из рук норманнского рыцаря — их прежнего правителя, это только больше разожжет их ненависть. Нужно поступить иначе, — эта мысль сверлила ей мозг с той минуты, когда она увидела искаженное от боли лицо Ротгара.
— Отпусти его, Стифэн, — приказала Мария.
Она бросила взгляд на Ротгара, его обман с бурдюком, его умение быстро подавлять вспыхнувший гнев.
— Мы идем в особняк. Намерены ли вы идти тихо и мирно в сопровождении Стифэна, или же мы должны связать вам руки и относиться впредь как к пленнику?
— Меня не нужно связывать.
Они направились к толпе собравшихся во дворе саксов — Марии приходилось посещать бесчисленные рыцарские турниры, встречать отца и брата, возвращавшихся с победой после многих одержанных побед. Но никому из них не приходилось видеть такой толпы, которая с таким рвением, с таким остервенением приветствовала Ротгара Лэндуолдского на его пути от курятника до его прежнего дома. Казалось, все крестьяне, которые в это время не работали на полях или строительной площадке, собрались на господском дворе. Они выстроились в два ряда, и между ними шли, направляясь к дому, Мария, Ротгар и Стифэн. Согбенные от старости и болезней старики, беременные женщины, за юбки которых цеплялись смешные карапузы, юноши, отправленные работать на кухню, в конюшню, присматривать за двором, —
— Мы ничего не забыли, Ротгар!
— Не отчаивайся, милорд.
— Мы о тебе позаботимся!
— Мы ждем тебя, милорд!
Мария шла впереди, твердым, решительным шагом, высоко задрав голову, но эта дорожка, казалось, никогда не кончится. Лица людей сияли от радости, они махали руками, хлопали в ладони, вытягивали шеи, чтобы только увидеть его, Ротгара, и эти жители Лэндуолда мало напоминали ей тот тихий, словно пребывающий в летаргическом сне, народ, который она привыкла здесь видеть. Они были так все поглощены, выражали такой энтузиазм при виде своего прежнего господина, что на нее никто не обращал внимания.
Однажды она видела замерзшую во льду пруда лягушку, которая растопырила свои лапки, словно не желая умирать в этом ледяном гробу. Она указала на нее Хью, и он тотчас же разбил лед своей булавой, открывая доступ животворящей воде к несчастной жертве. Сейчас крестьяне, казалось, смотрели не на нее, а через нее, и ее не видели и, несмотря на ту обстановку строгой секретности, которую она создала вокруг личности Ротгара, эти люди просто упивались присутствием Ротгара.
Никогда она еще не чувствовала себя такой одинокой.
Ротгар подошел к ней совсем близко. Она чувствовала теплоту, излучаемую его телом. Абсурдное предложение отца Бруно не давало ей покоя. Она вдруг представила себе, как они идут вместе с Ротгаром, как он нежно прижимает ее к себе, — не подозрительный, настороженный чужеземец, а муж, как кладет ей руку на затылок, а она припадает головкой к его сильному плечу. Пропало одиночество. Исчезла необходимость продолжать этот отвратительный союз с Гилбертом, постоянно умиротворять Филиппа. Ротгар, подняв правую руку, приветствует толпу. Она машет левой. И от быстрой ходьбы ее бедро будет касаться его бедра…
Какой-то пятилетний крепыш вырвался из рук матери. Он стал посредине дорожки, и Марии пришлось остановиться на несколько секунд. Этого было достаточно, чтобы заметить его рыжевато-коричневые с золотистым отливом волосы, блестящие голубые глаза, и удивление, сквозившее в знакомом взоре. Засунув грязные пальцы в рот, он в смущении бросал взгляды то на Марию, то на мать, а потом, задрав голову, посмотрел на Ротгара. Торчавшие во рту пальцы не мешали ему улыбаться, и затем, издав обрадованный негромкий крик, он протянул к нему свои маленькие руки.
— Папа! — прокудахтал он, обхватив руками ногу Ротгара.
Лицо Марии залило краской, когда Ротгар поднял мальчика на руки. Две головы — мужчины и мальчика — прислонились друг к дружке, — два лица оказались рядом: одно с пухлыми розоватыми щечками, а другое — изможденное, но между ними нельзя было не заметить признаков родства — родства очень близкого.
Несомненно, один из незаконнорожденных сыновей Ротгара. Одни крестьяне весело смеялись, другие снисходительно посмеивались, когда ребенок ладошкой хлопал Ротгара, по заросшему подбородку. Она вспомнила, что священник осмелился предложить ей выйти замуж за человека, — который, вероятно, разбросал своих бастардов по всей деревне. Хуже того, ей нравились эти глупые мысли о таком браке.