Покоренная поцелуем
Шрифт:
— С каким нетерпением я ожидаю множества подобных приятных, семейных сцен после нашей свадьбы, — радовался он, принимая из ее дрожащих рук высокую пивную кружку. Запрокинув голову, он сделал большой глоток. — Очень вкусно, но ужасно горячо, — сказал он, шумно выдохнув и замахав ладонью перед открытым ртом, чтобы остудить обожженный язык.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он решился отпить еще один глоток, теперь поменьше. За это бесконечно тянувшееся время Марии удалось еще раз подумать над тем, что ее ожидает впереди, если совершенный ею подвиг приведет к желательному результату. Он проглотил густую жидкость, с удовольствием почмокал
Подув на бульон, он снова его поднял и сделал большой глоток. Потом поставил ее на стол.
Вновь у нее перед глазами возникла картина подохшей собаки.
Гилберт снова взял кружку. Нет, если она этого не прекратит, то чем же она лучше его?
— Нет! — закричала она, выбивая кружку него из рук.
— Что такое?..
— Ах, дочь моя, — тяжело вздохнула аббатиса.
В ее печальных глазах промелькнуло уважение.
Мария, подавляя в себе острое желание расплакаться, вспомнила, о чем она думала, когда впервые попала в эту келью. Отсюда даже таракану нет выхода. Нет, не выбраться ей отсюда, даже если она отравит Гилберта.
— Я подам вам другую, — сказала Мария. — Я заметила, как из вашей кружки выползал отвратительный таракан.
— Сюда!
— Быстро!
— Шппл…
Перешептываясь и шикая друг на дружку, монахини в своих длиннополых сутанах вели Ротгара в самый конец коридора.
— Вы уверены, что леди Мария находится там, за этой дверью? — спросил он еще раз дрожащим, хриплым от возбуждения голосом. Только подумать, та же самая судьба, которую он проклинал за нанесенные ему раны, за бесполезную лошадь, попавшуюся ему по дороге, теперь безошибочно привела его в нужное место! Он послал ей мимолетную молитву в знак благодарности и теперь мечтал только о том, чтобы поскорее, как только представится случай, умиротворить Бога под этой священной крышей и во всем перед ним покаяться.
— Да, леди Мария, норманн и преподобная матушка, — прошептала в ответ сестра Мэри Целомудренная.
— Впустите меня.
— Для чего?
Ротгар, ничего не понимая, уставился на монахинь:
— Чтобы спасти ее.
— Но они закрыты, господин Ротгар, кроме того дверь на засове и с той стороны. К тому же из вас хлещет кровь, как из забитой свиньи. Если кого-то и нужно здесь спасать, то только вас в первую очередь.
Сестра Мэри подкралась ближе к двери.
— Наши ослы ужасно утомились в дороге, поэтому мы посадили сестру Марию Магдалену на лошадь Нормана и отправили ее в Лэндуолд за подмогой. Нам остается только ждать.
— Как же вы сможете драться с поврежденной ногой? — спросила монашенка. Я могу заняться вашей раной.
— Но ведь он… — Ротгар осекся. Нельзя говорить об угрозе изнасилования перед невинными монахинями. — Он же значительно сильнее ее.
— Но не станет же он насиловать леди Марию прямо на глазах у преподобной матушки, — саркастически заметила сестра Мэри Целомудренная, и слова ее вызвали насмешливое переглядывание между монахинями, которые, раскрыв широко глаза, явно проявляли интерес к этой теме.
Маленькая
— Я… Черт подери, что это он здесь делает, забившись в этом углу в коридоре вместе с этими монахинями, раскрывшими от удивления рты. Только дверь отделяла его от Марии.
— Ну-ка отойдите прочь! — потребовал он.
— Но?..
— Боже, вы только посмотрите на его упрямое, как у мула, выражение лица, спохватилась сестра Мэри Целомудренная, покачивая головой в знак осуждения. Позвольте, я вытащу засов. Я умею это делать совершенно бесшумно.
— Давай, вытаскивай засов, — пробормотал сквозь зубы Ротгар.
— Надеюсь, ты обучалась этому искусству не на мне, когда я здесь запиралась, чтобы избежать глаз людских? — упрекнула сестру Мэри Целомудренную одна из монахинь.
— Отойдите все прочь! — заорал Ротгар. Мощным рывком он распахнул дверь, и громкий треск эхом отразился по коридорам монастыря.
— Ротгар! — удивленно прошептала Мария. — Я знала, что ты обязательно придешь.
Гилберт запустил в стену пивную кружку.
— Это что еще за трюки? — зарычал он, спотыкаясь, делая первый шаг навстречу Ротгару. Ротгар тоже бесстрашно сделал шаг вперед, весь изогнувшись от боли, когда перенес свой вес на больную ногу.
Боже, почему же она помешала Гилберту выпить отравленный бульон? У охромевшего Ротгара не было, по сути дела, никаких шансов против тренированного, искусного в бою норманнского рыцаря. Зарыдав от глубокого разочарования и самобичевания, Мария оглядывалась вокруг в поисках оружия, а Ротгар с Гилбертом в это время смотрели в упор друг на друга, словно оценивая силы противника. Она нашла пустую кружку, затем другую и швырнула их в голову Гилберта. Но они не достигли цели и, ударившись о стену, отскочили от нее, не причинив ему никакого вреда.
— Преподобная матушка, уведите Марию и заприте дверь на замок, — приказал Ротгар. Он смотрел прямо в глаза Гилберту; холодная решимость овладела им. «Только один из нас покинет эту комнату живым сегодня вечером», — решил Ротгар.
— Нет! — закричала Мария, дергая аббатису за руку. Она не оставит Ротгара одного, никогда, даже если ей придется умереть рядом с ним.
Сакс и норманн скрестили мечи. Раздался громкий звон сшибки. От сильного удара мужчины отпрянули назад; они стояли, с ненавистью глядя друг на друга, жадно хватая ртом воздух, собирая силы для следующего удара.
Мария бросила горшочек с мазью в Гилберта, но тот ловко увернулся.
— Пошли, дочь моя, тебе угрожает опасность. — Аббатиса попыталась оттеснить ее к двери.
— Нет, я не оставлю его одного. — Мария попыталась было бросить в норманна поднос, но не смогла как следует ухватиться за тяжелую, неуклюжую вещь. Он с грохотом упал на пол всего в нескольких дюймах от ее ноги. Гилберт рассмеялся.
— Мария, ступай!
Ротгар вздымал свой меч снова и снова, пытаясь загнать Гилберта в угол, но, по сути, не причинял ему вреда, так как норманн искусно парировал все его удары. Гилберт снова засмеялся, но на сей раз не столь самоуверенно, и его лоб покрылся каплями пота. Ноги его становились все более непослушными, ватными. Мария наблюдала за ним с широко раскрытыми глазами, все тело ее дрожало. Неожиданная слабость Гилберта могла быть и хитростью с его стороны. Если бы только у нее было оружие, но под рукой ничего не было, даже стула, чтобы размозжить ему голову, — лишь слабо мерцающий огонь в углу.