Покоренная судьбой

Рейли Кора

Я усмехнулся и водрузил ее на рукомойник, встал на одно колено. — Покажи мне. — Мой голос был грубым и низким.

Брови Греты слегка приподнялись, но она расстегнула халат. Я коснулся ее коленей и раздвинул их. Кровь засохла на внутренней стороне бедер Греты и на губах ее киски, которые все еще были набухшими, как и вход в нее.

Видя доказательство прошлой ночи, зная, что я наконец-то сделал Грету своей в том последнем смысле, которого так не хватало, я резко выдохнул.

— Все уже не так плохо.

Я кивнул.

— Мне нужно привести себя

в порядок. — Она уже собиралась сомкнуть ноги, но я коснулся внутренней стороны ее коленей и встретился с ней взглядом. — Позволь мне.

Грета облизала губы. — Правда?

— Хм, — я провел носом по нежной коже внутренней стороны ее бедра. Металлический привкус крови смешивался со сладостью возбуждения Греты и моим собственным запахом. Даже ее киска пахла мной. Я издал гортанный стон.

Это была первобытная потребность, попробовать ее сейчас, вот так, ее киска все еще набухшая и окровавленная от притязаний моего члена прошлой ночью.

Грета легонько, почти робко коснулась моей головы, но я чувствовал на себе ее ищущий взгляд.

Я поднял глаза вверх, когда открыл рот и провел языком по следам засохшей крови от изгиба ее задницы до клитора. — Ты на вкус как моя.

Ее пальцы сжались в моих волосах, когда я просунул язык между губами ее киски, тщательно пробуя ее на вкус. Вскоре металлический привкус сменился более теплым, мускусным ароматом ее похоти, который покрыл мои губы и язык.

Я не мог сопротивляться, я крепко прижал свой язык к ее больному отверстию. Ее тело сопротивлялось давлению, но мне нужно было больше. Наклонив голову и открыв рот шире, я усилил давление, пока кончик языка наконец не заставил киску Греты сдаться. Ее стенки сомкнулись вокруг моего языка, и ее вкус — сладкий, мускусный, терпкий, металлический — расцвел в моем рту. Я жадно впитывал его, пока трахал ее своим языком. Сначала она была напряжена. Первобытная потребность снова овладеть ею была слишком сильна, чтобы я мог остановиться.

Я держал взгляд Греты, говоря ей глазами, что она моя, пока мой язык снова и снова проникал в ее набухшее отверстие. — Амо, — хныкала она. Немного боли и много похоти.

Вскоре ее похоть потекла по моему подбородку, когда она схватила меня за волосы одной рукой, а другой прижалась к раковине.

— Дай мне все, — прохрипел я, и она выгнулась дугой с криком. Я сомкнул губы вокруг ее клитора, ее киска пульсировала во мне, ее возбуждение капало на пол.

Мое дыхание было тяжелым, а член таким твердым, что это было мучительно, и я отстранился. Киска Греты все еще подергивалась, блестела и была еще более набухшей, чем раньше.

Грета гладила меня по волосам, сглатывая, удивленно улыбнулась мне. — Каждый раз, когда ты пробуешь меня на вкус, я чувствую такое поклонение, но сегодня было что-то особенное. Спасибо тебе за это.

— С удовольствием, — прохрипел я.

Она прикусила губу, опустив взгляд к моему члену. — Ты можешь получить меня, если хочешь.

Я легонько провел большим пальцем по ее киске и мог сказать, насколько она была нежной. Если я возьму

ее сейчас, это будет так же больно, как прошлой ночью, если не хуже. Я наклонился вперед и поцеловал ее больную плоть. — Не сегодня.

В будущем у меня будет много времени, чтобы взять ее, и я намеревался сделать это при каждом удобном случае.

Я взглянул на часы и выругался. Грета проследила за моим взглядом. — У нас всего пять минут, прежде чем старые ястребы из семьи моего отца слетятся к нам, чтобы собрать простыни.

Грета бросила на меня обеспокоенный взгляд. — Кровь.

— Собирайся, я позабочусь о крови.

Быстро поцеловавшись, я пошел в спальню и взяла полотенце, запихивая его в чемодан. Я не доверяла уборщикам, что они не сделают с ним какую-нибудь гадость, потом просто сожгу его позже дома.

Я взял свой нож с тумбочки и провел кончиком по верхней части руки.

Когда я размазал немного крови по простыням, чтобы создать удовлетворительный образ, я оделся. Не медля ни минуты, раздался стук. Я открыл дверь и позволила моим тетям и нескольким женам из традиционных семей собрать платье Греты и окровавленные простыни.

Джанна встала на их пути, когда они попытались уйти. — Вы ведь понимаете, насколько женоненавистнической является эта традиция?

— Это традиция, о которой мы все договорились. Даже твоей дочери придется следовать ей, — надменно сказала одна из женщин.

— Только через мой труп. — Женщины протиснулись мимо Джанны, которая смотрела им в спину.

Мама и Серафина остались в коридоре, не желая участвовать в этом спектакле. Мама сочувственно улыбнулась мне.

— Очень надеюсь, что это была подделка, — сказала Джанна, бросив на меня предостерегающий взгляд. Она повернулась на пятках и пошла прочь.

Мама просунула голову внутрь, а Серафина зависла рядом с ней. — Все в порядке?

— Ты можешь сама спросить Грету, — сказал я со знающим видом. Сомневаюсь, что мама или

Серафина беспокоились о моем благополучии, и я не мог их в этом винить.

Когда Грета вышла из ванной, одетая в белое платье в красный горошек и красные туфли, ее глаза расширились при виде наших мам, стоящих у входа в номер. — Все в порядке?

Мама засмеялась и обменялась взглядом с Серафиной, которая сказала: — Именно об этом мы и собирались тебя спросить.

— О, — сказала Грета, ее щеки покраснели, и довольная улыбка расплылась на ее губах.

— После такого взгляда слова не нужны, — сказала

Серафина, тоже покраснев. — Думаю, мы дадим тебе еще минутку. Но вы должны быть внизу через десять минут.

Махнув рукой, они исчезли, закрыв за собой дверь.

Я притянул Грету к себе. — Жаль, что у нас все еще есть общественные обязанности. Но сейчас мы должны встретиться лицом к лицу с волками.

— Ты имеешь в виду мою семью?

— Определенно. Только не говори мне, что ты думаешь, что они не устроят большую сцену на презентации простыней.

Грета выглядела овечкой. — Они защищают меня, но иногда они ведут себя хорошо.