Покоренная судьбой
Шрифт:
И посмотри, как это сформировало тебя...
— Они могут поехать в интернаты, тогда они не будут часто видеть нас вместе.
Я покачал головой. — Я не собираюсь отсылать своих детей или позволять им родиться в несчастном браке.
Крессида надулась и ушла, схватив бутылку шампанского. Она отпила прямо из нее, а затем шипела. — Не веди себя так, будто тебе есть дело до детей или кого бы то ни было. Ты не добрый.
И я тоже, поэтому мы с тобой подходим друг другу .
Пара, созданная в аду. — Я не добрый, ты права. Но если у меня будут
Она оскалила зубы в снисхождении. — Думаешь, ты был бы хорошим отцом? Они будут ненавидеть тебя за то, что ты изменяешь их матери.
— Я не буду изменять матери своих детей, но это будешь не ты. — Я ничего не сказал о ее массажисте, хотя был почти уверен, что у нее был роман с ним. Доказательств не было, и она, вероятно, отрицала бы это. В любом случае, это было неважно. Я посоветовал ей найти любовника, и она последовала моему совету.
На ее лице отразилось осознание. — Есть кто-то еще. No hi
— Я тебе уже говорил.
— Было несколько женщин, с которыми ты трахался, думаешь, меня это волновало или я помнила?
У меня не было близости ни с кем, кроме Греты, с момента нашей первой встречи на ее ферме.
— Есть одна женщина.
Она издала пронзительный смех, ее лицо покраснело. — Это из-за нее ты не спал со мной целую вечность?
Я ничего не сказал. У меня было чувство, что обсуждение Греты с Крессидой только разозлит меня.
Она сжала бутылку шампанского перед своей грудью. — Ты был верен своему роману, но не жене?
Я сжал губы. Все, что я скажу сейчас, только ухудшит ситуацию и я уже сказал все, что хотел, не став тратить свое дыхание на большее. Она смотрела на меня, как ученый на жука, которого он пытается препарировать. — Это девушка со свадьбы, не так ли? Девушка Фальконе. То, как ты на нее смотрел... Я думала, мне показалось, но ведь нет, правда?
Я ничего не сказал.
— Ты думаешь, что любишь ее? — Она засмеялась. — Ты не способен на это.
— Крессида, больше нечего говорить. Мы разведемся и оба найдем счастье в другом месте. Я не буду добавлять в свою жизнь еще больше ошибок из-за одной ошибки из моего прошлого. Это заканчивается сейчас.
Она издала яростный крик и швырнула бутылку шампанского в мою сторону, и она разбилась о край мраморного приставного столика, отбросив на пол дорогую лампу Тиффани, которая разбилась на части, и отломив край мраморного столика.
Я сглотнул, пытаясь сдержать свой гнев, так как поклялся себе, что разберусь с этим спокойно.
— Ты можешь оставить этот дом себе. Он всегда был твоим. Как только документы о разводе будут подписаны, ты получишь пятьдесят миллионов.
Я повернулся и вошёл в холл. Затягивать этот разговор было бы бесполезно. Если у Крессиды будет время подумать над моим предложением, она поймет, что это лучшее решение. Она была привлекательной женщиной и найдет себе нового мужа.
Она, пошатываясь, пошла за мной и потянулась за хрустальной вазой из другого дорогого серванта в холле. — Ты думаешь, что
— Как насчет семидесяти миллионов, это сделает твою очевидную сердечную боль более терпимой? — процедил я.
Ее глаза расширились, и она швырнула вазу в мою сторону. Она разбилась у меня под ногами. С меня было достаточно. Я подошел к ней и отбросил ее к стене. — Достаточно. Восемьдесят миллионов. Это мое последнее предложение, и тебе лучше принять его.
Ее глаза горели ненавистью. — Надеюсь, ты умрешь.
Я сурово улыбнулся ей. — Многие пытались. — Я отступил назад и вышел, зная, что это еще не конец. Крессида сразу же позвонила бы отцу, и он попытался бы собрать вокруг себя традиционалистов, чтобы заставить меня пересмотреть свое решение, чего не должно было случиться. Я бы развелся с Крессидой и женился на женщине, которую действительно любил. На женщине, которой я буду верен до конца своих дней.
Когда я вышел из дома, я почувствовал, что с моих плеч словно свалился огромный груз. Включил музыку, направляя машину к дому моей семьи. Рассказать Крессиде о своих планах было лишь первым шагом из многих, первым из многих трудных столкновений. Теперь я должен была рассказать отцу, хотя, возможно, Антоначи разговаривал с ним прямо сейчас.
Последним и самым сложным препятствием, которое нужно было преодолеть, был Римо Фальконе.
Я покачал головой с язвительной улыбкой, взял телефон и набрал номер Греты. Я никогда раньше не звонил ей, но сегодня мне просто необходимо было услышать ее голос.
— Амо! Ты ранен?
Услышав беспокойство в ее голосе и представив доброту в ее глазах, я понял, что принял правильное решение, о котором никогда не пожалею, что бы сейчас ни случилось. — Нет, я чувствую себя лучше, чем когда-либо за долгое время. Мне нужно поговорить с тобой.
— Мне тоже нужно с тобой поговорить. Если бы ты не позвонил, я бы попросила тебя позвонить. Амо, я так больше не могу. — Мое сердце упало. Черт, она разрывала отношения? Я бы никогда не принял этого. Что бы ни заставило ее принять такое решение, я бы разбил ее на хрен.
— Я презираю секретность. Знаю, что сказала тебе, что не против быть твоим темным секретом, но это так. Я хочу, чтобы мы все время были вместе, знаю, что мы не можем, но...
— Грета, ты не темная тайна. Ты, блядь, все, и я хочу, чтобы все об этом знали. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя и я никогда не хочу, чтобы был кто-то кроме меня.
— Всегда есть только ты.
Мое сердце заколотилось. — Я сказал Крессиде, что хочу развестись.
Грета резко вдохнула. — Правда?
— Правда. Сейчас я еду к родителям. Как только я расскажу им и справлюсь с обратной реакцией, я закажу билет на ближайший рейс в Лас-Вегас и снова попрошу твоей руки. Надеюсь, на этот раз твой ответ будет другим.
Это был бы лучший рождественский подарок всех времен и народов.
— Амо. — Голос Греты дрожал. — Я боюсь, что все это мне снится.