Покорители студеных морей
Шрифт:
Не менее пятисот вооруженных всадников расположились в нем лагерем. Воины спешились. Они по очереди подходили к большим чанам с медом и, зачерпнув ковшом, пили. Из окна терема, крытого свинцовыми пластинами, выглядывал дозорный в стальном шлеме.
Через два двора отворот Борецкого стояли хоромы Федора Арбузьева — дружка и собутыльника именитого боярина. Боярин Федор Арбузьев был один из самых богатых людей в Новгороде, и его земельные владения не уступали владениям Борецких. Двор Арбузьева
Труфан Федорович с удивлением глядел на военные приготовления богатых бояр.
Посмотрев по сторонам, старый мореход собрался было спуститься с колокольни, но его остановил шум и яростные крики, доносившиеся теперь с другой стороны.
На улице показались несколько человек: они бежали, крича и размахивая руками. За ними повалила плотная толпа горожан — у многих в руках было оружие.
По сигналу дозорного на дворе Борецкого заиграли в боевой рог, его призывный сигнал повторился у Арбузьева. Воины стали садиться на лошадей.
Труфан Федорович схватился за сердце. Теперь он понял, для чего готовили войско. Забыв свои годы, он мигом спустился на землю и бросился бежать по улице прямо навстречу яростно ревущей толпе.
— Стойте, стойте, други! — закричал он, расставив широко руки, словно норовя остановить бегущих горожан. — Много войска там… Посекут, порубят вас!
Его окружили. Один молодой кожевник с коричневыми от дубовой коры руками с ругательством схватил старика за бороду и замахнулся на него топором. Несколько рук остановило парня.
— Стой, тебе говорят! Мореход это, Амосов старший. Людям от него обиды нет. Слушай, что старик говорит.
— У бояр, у Борецкого да Арбузьева, войско стоит. Сейчас ворота отворять будут, — говорил, задыхаясь, Амосов.
Толпа приближалась к Амосову. Впереди вели Степанька, рядом шла его жена Амефа, заплаканная, с растрепанными волосами.
— Чего тут, ребята? — подошел к Амосову Афанасий Сырков. Щека у него была разрезана мечом и залита кровью. Он еле ворочал языком. — Здравствуй, господине! — поклонился он старому мореходу.
Не успел Амосов еще раз повторить свой рассказ, как в воротах двора Борецкого показались первые конники.
Афанасий Сырков сразу понял все:
— Перебьют нас здесь, ребята, как цыплят передушат! Расходись по дворам, разбегайся, а завтра мы им покажем!
Конница лавиной неслась навстречу толпе.
Афанасий мигом собрал возле себя сотню хорошо вооруженных горожан. Он решил задержать всадников и дать время спастись остальным.
Амосова подхватили под руки и понесли; разломав ворота, его затащили в чей-то двор.
Началась схватка. Боярская дружина, разметав заслон горожан, ринулась преследовать бегущую толпу, рубя направо и налево, топча и калеча людей.
Глава VII.
В другом конце города, у земляного вала, двигался купеческий обоз, состоящий из нескольких груженых колымаг и группы вооруженных всадников.
В каждую колымагу была впряжена четверка крепких лошадок, груз надежно закрыт сермягой и плотно увязан пеньковой веревкой.
Подъехав вплотную к воротам Псковской проезжей башни, обоз остановился.
Один из всадников, высокий рыжебородый мужчина, спешился у маленькой, почерневшей от времени дубовой калитки и несколько раз громко постучал.
Дверь отворилась не сразу — ему пришлось стучать еще и еще.
— Эй, что за люди? — прохрипел показавшийся наконец в дверях стражник. — Сказывай!
— Люди простые, костяные да жильные, — насмешливо ответил рыжий мужчина, глядя на заспанное лицо стражника. — Отворяй-ка, друг, ворота попроворнее — спросонья и своих не узнаешь!
— Не велено! — глядя исподлобья, строго ответил стражник.
— Что — не велено?
— В эти ворота пущать, вот что! — И сторож хотел было захлопнуть калитку.
— Постой-ка, братец, — ответил рыжебородый. Он успел сунуть в щель здоровенный сапог, — поспешишь, так ведь и людей насмешишь… Ну-ка, на, читай владычну грамоту!
Сторож молча осмотрел свинцовую печать, подвешенную к пергаменту на шелковом шнурке. На одной стороне печати было вытиснено имя новгородского архиепископа и осьмиугольный крест на подножии, на другой — изображение божьей матери.
Шевеля губами, сторож стал читать грамоту.
— «…купцы новгородские Михаил Медоварцев, Федор Жареный и Порфирий Ворон…» — вслух произнес стражник.
— Так, так, — поддакнул рыжебородый, — правильно чтешь, мы и есть купцы, про нас сказано. Я вот, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Федор Жареный, а на пегом коне, шишак позолочен, — то Медоварцев, а у Ворона и конь вороной. У него на шишаке лента синяя — невеста на счастье повязала.
— Замолкни, пустомеля! — оборвал его стражник. — Мешаешь только.
Дочитав грамоту, он стал неторопливо открывать ворота.
— Во Пльсков, Порхов да Остров путь держите? А что на возах увязано: съестное али красный товар? — полюбопытствовал он.
— Не твоего ума дело! — с обидой ответил Жареный. — Открывай быстрее ворота, а то — «пустомеля»! — передразнил он стражника.
Прислонив секиру к каменным плитам башенной стены. сторож долго возился с тяжелыми засовами. Медленно ворочаясь на ржавых петлях, ворота наконец раскрылись, но это были первые, внутренние ворота. Другой конец башенного проезда закрывали еще одни тяжелые дубовые двери,