Покорившие судьбу
Шрифт:
Он много пил, и когда после ужина его дочери перешли в гостиную, прикончил бутылку портвейна почти в одиночку, предложив гостю лишь один бокал. Заплетающимся языком он бормотал что-то довольно бессвязное про «доброе старое время», когда его «конюшни еще не пустовали». Несколько раз он заговаривал о жене, то словно забывая, что она умерла, то опять вспоминая о своем горе и обливаясь слезами. Говорил он один, при этом без конца перескакивая с предмета на предмет; Блэкторн за все время не проронил ни слова, лишь кивал да иногда улыбался.
Поздно вечером, когда сестры уже разошлись и Джулия прощалась с Эдвардом, он сказал:
– Знаешь, если бы мне вдруг пришло в голову,
Он в последний раз нежно поцеловал ее в губы и заглянул ей в глаза.
Как ей помочь?
Вечером следующего дня сэр Перран сидел в кресле на террасе с бокалом хереса в руке. Отпив маленький глоток, он сначала долго держал его во рту, наслаждаясь ощущением на губах, потом медленно втянул в себя, чтобы благородный ореховый вкус разлился по всему языку. Он никогда не торопился, торопиться было не в его натуре. Он всю жизнь медленно и неуклонно двигался к намеченной цели и неизменно приходил к ней, как солнце поспешно, но неумолимо приходило к закату. Поэтому сейчас, сидя в удобном кресле у себя на террасе, он поднял бокал в знак приветствия заходящему солнцу.
К слову сказать, терраса, на которую выходили французские окна спальни сэра Перрана на втором этаже, была задумана с одной-единственной целью: с нее удобно было любоваться соседними холмами в лучах закатного солнца. Особняк, развернутый лицом на запад, располагался внизу неширокой долины. Долина была собственностью баронета, а протекавший по ней ручей ниже по течению сливался с другими ручьями и в конце концов впадал в реку Эйвон.
В этот вечерний час природа дарила обитателям Монастырской усадьбы несравненное зрелище: как только солнцу удавалось пробить брешь в пелене облаков, вечно гонимых с Атлантики, листья буков начинали мерцать в его лучах звездным мерцанием.
Всякий раз, когда сэр Перран любовался этим великолепием, на него снисходило глубочайшее довольство и покой.
Если бы знать, сколько еще осталось, подумал он.
Сэр Перран унаследовал от предков завидное долголетие. Дед его прожил девяносто два года, отец – восемьдесят восемь. Так что он, в свои шестьдесят семь, вполне мог успеть насладиться плодами, которые так заботливо начал взращивать еще шестнадцатилетним юнцом.
Он с улыбкой возвел глаза к вечереющему небу над холмами. Удовлетворение разлилось по его членам. Он откинул голову на подголовник и закрыл глаза, смакуя, подобно хересу, упоительное чувство триумфа.
Десять минут назад он видел подкатившую к дому карету лорда Делабоула. Сосед наверняка приехал просить его кое о чем, и это кое-что составляло предмет сокровеннейших устремлений сэра Перрана.
Деликатное покашливание за спиной слегка нарушило возвышенный строй его мыслей.
– Ты мне мешаешь, – произнес он негромко, ибо никогда не повышал голоса даже в раздражении.
– Покорнейше прошу простить меня, сэр Перран, но вас хочет видеть лорд Делабоул.
Сэр Перран выдержал долгую паузу, дабы Бистон, его дворецкий, мог в полной мере ощутить его неудовольствие. Даже не оборачиваясь, он знал, что у Бистона сейчас дергается щека, а немигающие карие глаза едва не вылезают из орбит от напряжения. В последние годы ему уже не требовалось видеть лица окружающих, чтобы наслаждаться степенью своего влияния на них.
Наконец, когда дворецкий начал беспокойно переступать с ноги на ногу, он заговорил. – Попроси его милость немного подождать в моем кабинете, я скоро к нему спущусь. Там в камине
– Нет, сэр Перран.
– Хорошо. Пусть так и остается. И никаких напитков. Все.
Он улыбнулся про себя, весьма довольный ходом событий.
Последние закатные лучи солнца еще золотили листья деревьев, а на небе уже алмазными гроздьями зажглись звезды. Сэр Перран умел видеть и ценить истинную красоту. Странно, что природа наделила его столь взыскательным вкусом, и еще более странно, что именно лорд Делабоул произвел на свет женщину, чья красота отвечала всем его требованиям. Пожалуй, это можно было считать чудом.
Джулия Вердель не разочаровала бы и самого строгого и привередливого ценителя. Эта златовласая красавица могла бы украсить собой любой бал и любую гостиную. Она всегда выступала как королева, медленно и горделиво, с идеально ровной спиной и высоко поднятой головой. То, что такая совершенная красота могла быть порождением лорда Делабоула, просто не укладывалось в голове. Даже по манере держаться эти двое представляли разительную противоположность друг другу. Все движения Джулии были наполнены необычайным изяществом, тогда как ее родитель, приохотившись в последние годы к крепким напиткам, ходил так, словно ему приходилось преодолевать сильный встречный ветер. Правда, от природы он, как и его дочь, имел превосходное сложение, и до сих пор еще чувствовалось, что в молодости он был очень хорош собою; но молодость давно прошла, от обильных возлияний глаза лорда Делабоула глубоко ввалились, а щеки и нос украсились уродливой сеткой сосудов.
Сэр Перран отпил еще глоток из бокала и еще некоторое время наслаждался вкусом хереса на губах и языке. Интересно, как Джулия примет его в качестве своего супруга? Конечно, лет двадцать назад он был неотразим: немного любезности, немного обаяния – и девица влюбилась бы в него по уши. Теперь же, хоть он и старался держать себя в форме – трость этому нисколько не мешала, – его голова стала белой как лунь, от углов глаз потянулись во все стороны предательские морщинки, а кое-где на коже уже проступили отвратительные старческие пятна.
Джулия наверняка считает его стариком, который к тому же из-за хромоты не может передвигаться без трости.
Впрочем, так даже лучше, размышлял он. От молодого мужа такая жена потребовала бы слишком много, ему же будет легко добиться от нее послушания. Одно движение брови – и юная леди прикусит язычок. Да, к шестидесяти семи годам он научился добиваться послушания от окружающих.
Сэр Перран вспомнил лорда Делабоула, который сейчас покорно ждал в его кабинете, и усмехнулся. Судя по всему, им предстоял весьма занимательный и приятный разговор. Откинувшись в кресле, он проследил, как полоска заката медленно погасла над горизонтом, допил херес и посидел еще немного.
Через час, опираясь на полированную трость вишневого дерева с массивным набалдашником из слоновой кости, он неторопливо вошел в свой кабинет.
– Сидите, сидите, прошу вас, – улыбнулся он, когда гость поднялся при его приближении. С удовольствием отметив про себя, что убранная в приглушенно янтарных тонах комната освещена единственной свечой, сэр Перран изобразил самое искреннее удивление по этому поводу.
– О Боже, что позволяют себе мои слуги! В кабинете не топлено, темно, как в склепе, гостю даже бокала мадеры не поднесли! – Шагнув в сторону, он подергал шнур подвешенного у двери колокольчика. – А что ваши слуги, милорд? Такие же бездельники и лоботрясы? Ей-Богу, в иные дни так бы и выставил всех до единого за дверь, да боюсь, вряд ли это поможет. Они ведь все известные лентяи! Выгонишь старого – новый окажется еще хуже.