Покорившие судьбу
Шрифт:
Эта аккуратность, эта спартанская обстановка почему-то неприятно поразила ее.
Перед нею была спальня офицера.
И рядом с нею был офицер. Неясный страх вдруг шевельнулся в душе Джулии. Чего она страшилась? Чтобы овладеть собою, она обернулась и стала смотреть на Эдварда. Через какое-то время это помогло.
Пока Эдвард ставил подсвечник на комод, на стене плясали тени от его рук. Но вот он с улыбкой обернулся к ней, и весь мир, Брюссель и сама эта спальня вдруг начали исчезать в его улыбке. Он стал медленно расстегивать маленькие, обтянутые зеленым шелком пуговки, которые спускались до пояса ее
Справившись с последней пуговицей, руки Эдварда скользнули под застежку и легли на ее грудь, прикрытую полупрозрачной тканью. Джулия откинула голову и прислонилась к нему спиной. Когда его руки двинулись вниз, она застонала от наслаждения и, повернув лицо, поцеловала его в шею. Губы Эдварда тотчас ответили ей, а руки начали высвобождать ее из платья, и вскоре оно с шелестом упало к ее ногам.
Оторвавшись от ее губ, он нагнулся, поднял платье и повесил его на спинку стула. Даже в любви стремится к порядку, подумала Джулия. Он принялся поочередно вытаскивать шпильки из ее волос и укладывать их в ряд около подсвечника; вслед за шпильками на комод легли ее жемчужные подвески и ожерелье. Потом Эдвард высвободил ее скрученные на затылке пряди, так что они рассыпались по ее спине и плечам, и наконец обнял ее. Когда его язык скользнул между ее губами, Джулии снова показалось, что она сейчас растворится в нем.
– Я люблю тебя, – хрипло прошептал он. – Люблю до безумия. Скажи, ты правда здесь или ты мне снишься?
– Мне тоже кажется, что это все сон, – едва слышно сказала она и закрыла глаза.
Эдвард опустился перед нею на колени, и его руки медленно поползли по ее ногам: вверх, вниз, снова вверх. Потом он развязал подвязки и стянул с ее ног шелковые чулки. Джулия с улыбкой открыла глаза: ее туфли уже стояли под комодом, а сверху Эдвард укладывал на них чулки и подвязки.
При виде этой армейской аккуратности ей опять сделалось страшно. Теперь она поняла, почему: она боялась его потерять.
Глаза защипало от непрошеных слез. Джулия протянула руку и тихонько погладила длинные черные волосы Эдварда. Все еще стоя около нее на коленях, он начал целовать ее ноги через легкую сорочку. Джулия почувствовала, как по его телу пробежала дрожь.
Невесть откуда явилась мысль об армиях, которые сейчас стягивались к южной окраине Брюсселя, и о том, сколько кампаний и сражений Эдварду уже пришлось пережить в этой войне. Сердце ее вновь сжалось от страха, о котором она на время забыла – или, возможно, хотела забыть? – за собственными заботами.
Эдвард Блэкторн – солдат по ремеслу и по призванию – мог погибнуть в первом же бою.
Но думать об этом ей не хотелось, и, сморгнув слезы, она постаралась целиком отдаться собственным ощущениям. Эдвард приподнял тонкую ткань ее сорочки, и теперь его губы скользили по ее голым ногам, а руки, казалось, были везде. Медленно и сладострастно они двигались по ее телу, изучая каждый его изгиб и разжигая огонь желания. Голова ее кружилась все сильней, дыхание сбивалось. Пальцы ощупью отыскали ленту на его затылке и потянули за один конец. Пока он наслаждался ее телом, она, как завороженная, гладила и перебирала его черные густые пряди.
В комнате было холодно, и скоро она начала дрожать. Эдвард тут же поднялся с колен.
– Прости меня. – Он поднес ее пальцы
– Кажется, да… немного. Но я сама это только сейчас заметила, – прошептала она и, притянув к себе его голову, опять поцеловала его в губы.
В ответ он обнял ее так крепко, что ее ноги приподнялись над полом.
– Слава Богу, что ты приехала, – выдохнул он, на секунду отрываясь от ее губ. Когда ладони Эдварда сползли на ее ягодицы и он начал медленно, но сильно прижимать ее к себе, она застонала и прильнула к нему. Теперь для нее исчезло все – кроме Эдварда, кроме запаха его кожи и согласного движения двух тел, изнывающих от желания.
Неожиданно он опустил ее на пол и, откинув покрывало, велел ей поскорее укрыться – если, конечно, она не хочет простудиться. Джулия благодарно засмеялась и юркнула в постель, и он тоже разделся и лег с нею рядом.
От его тепла, от нежности его губ и рук ей стало удивительно хорошо. Шелковистые волосы на его груди, руках и ногах приятно щекотали ее. Она гладила его спину и руки и то целовала, то ласкала его, то тихонько покусывала его верхнюю губу, и тогда его – а может быть, ее дыхание скользило по ее щеке. Желание наконец сделалось нестерпимым для обоих. Когда его язык проник в ее рот, она задрожала и прильнула к нему еще сильнее. Тогда он осторожно разомкнул ее ноги и слился с ней в единое целое, завладев ее телом, сердцем и душой.
Все мысли оставили ее, и, соединившись с ним, она начала двигаться с той же природной размеренностью, что и он. Теперь уже нельзя было определить, где чье дыхание. Под тяжестью его тела воздух шумно вырывался из ее груди. Эдвард двигался властно и сильно, и с каждым его движением ее наслаждение росло. Она услышала стон, но не поняла, чей – свой или его. Время, казалось, кануло в небытие, и вместе с ним исчезли все предметы в комнате, и пламя свечей, и приглушенный уличный шум. Были только их тела, слившиеся в размеренном движении, их души, соединившиеся в упоении, только блаженство и уверенность, что Эдвард ее муж, а она его жена, и что иначе быть уже не может.
Радость владела всем ее существом. Из ее глаз струились слезы, с губ рвались стоны, а сердце жаждало только одного: знать, что ни жизнь, ни смерть не разлучат их. Она отдала ему себя; она вобрала его в себя. Отныне она будет принадлежать ему всегда.
Утром Джулия проснулась с ощущением трепетной радости в сердце. В щель между выцветшими малиновыми занавесками лился яркий свет. Теплое дыхание Эдварда ласкало ее щеку. Подтянув простыню к подбородку, она зажмурилась, и тотчас память вернула ее на несколько часов назад.
Потом, ночью, Эдвард снова овладел ею, на этот раз безо всякой нежности, грубо и неистово. Джулия сама себе казалась частью какого-то первобытного мира, в котором нет ни правил, ни приличий, только их обнаженные тела. Каждый раз, когда он яростно устремлялся в ее плоть, ее пронзало острейшее наслаждение. Ее ноги обвивали бедра Эдварда, она чувствовала себя самкой, которая спаривается с самцом, потому что так велит ей вечный закон природы. Он терзал ее шею, плечи, грудь. Кровать скрипела, вздрагивала и стукалась о стену. Он подвел ее к краю пропасти и столкнул вниз, и она упала в пучину блаженства, из которой не могла и не хотела возвращаться.