Покорять, а не быть покорённой
Шрифт:
В классе повисла тишина, нарушаемая только этим раздражающим бесконечным перешёптыванием. Я взглянула на соседний стул, на котором красовалась моя сумка. Когда-то тут сидел человек, со мной, за одной партой. Когда-то со мной разговаривали, ходили под ручку, рассказывали сплетни, а теперь все стараются обходить мою парту. И не дай бог они её заденут.
– Горденко, – презрительно взглянула на меня из под очков преподавательница истории. – сколько лет длилась Северная война?
Услышав свою фамилию, я сначала растерялась, думая,
– 21 год. – ещё не веря своим ушам ответила я.
– Цель?
– Выход к Балтийскому морю.
– И каков результат? – ещё более прищурилась она.
– Всё закончилось вполне успешно.
Учительница отвернулась обратно к доске и стала записывать тему. Я всё ещё смотрела ей в спину, догадываясь о том, что все учителя уже знают о нашем споре с Ниной Викторовной.
Истеричка вернулась в класс спустя урок. Она была заплаканная и растрёпанная, будто её головой помыли полы. Все сразу же принялись её жалеть.
"интересно: сколько раз мне уже пожелали сдохнуть?"
Точно не менее ста.
На самом деле я прекрасно знала все школьные предметы. Меня ещё в четырнадцать лет оставили все репетиторы со словами: "Забирайте, она, пожалуй, знает больше чем мы". Но в школу я обязана ходить, ведь эта традиция нашей семьи: все девушки наших семей оканчивали 11 классов.
О дааа, родители сильно постарались сделать из меня лучшую: лучший стрелок, лучший спортсмен, лучший дипломат, повар, танцор, наследник. На чердаке стоят три ящика со всеми моими дипломами, наградами, медалями и кубками. И всё это за шестнадцать лет. Вот только показывать мои умения – желания нет. Перед кем? Кто меня поймёт, или постарается понять, если в их словаре есть только слово – коррупция. Мои способности нужны мне, моей семье, там всё это ценят. Поэтому тут: я вечно-спящая троечница, на грани исключения; а в мире мафии я -неповторимый идеал леди-мафии, имеющей все привилегии своего высокого авторитета.
Прозвенел последний на этот день, для меня, звонок. Домой я решила идти другим путём, чтобы Даня ещё раз убедился, что быть моим телохранителем – полный идиотизм.
– Пусть этот индюк слюной подавится! – пробубнила себе под нос я и резко повела Дэниела на соседнюю улицу.
– Ты о чём? – уставился на меня он.
– Не поверишь!
– Да говори.
– Это полный ужас. – начала издеваться над ним я. – Не описать словами…
– Вот ты умеешь заинтриговать. Говори! – пытался заставить меня друг.
– Ох, Дэни, – я сделала очень медленный выдох, сама не веря тем словам, которые сейчас хотела сказать. – у меня теперь есть телохранитель.
Его лицо приняло странное выражение.
– Телохранитель? – переспросил он.
– Да, Боже, как же меня это убило. Ты понимаешь что это…
– И как его зовут? – перебил меня он.
–
– Данечка. – улыбнулся друг.
– Фу, перестань.
– Даааанечка. – он буквально подплыл по воздуху к моему уху и протянул ещё раз.
– Дэниел! – накричала на него я.
Он засмеялся, я дала ему подзатыльник.
– Эй!
– Будешь знать.
– …И как тебе он? – он посмотрел себе под ноги.
– Ревнуешь? – я его дернула за нос
– С чего бы это? – отмахнулся друг.
– Посмотри на своё выражение лица.
– Дело не в этом.
Я вспомнила нашу последнюю встречу, настроение было похожим.
– Так в чём же?
Он приостановился и горько улыбнулся.
– Дело в папе.
– Я слушаю.
Дэни рассказал мне о проблемах в совместном бизнесе его отца и отца Мэри. Дело было в том, что к ним в предприятие постоянно приходят разные проверки, сан. инспекции, контролёры. А причины совсем никчёмные.
– Есть большой риск, – добавил он и ухмыльнулся. – они могут обнаружить склады пропагандийского оружия. Они ищут в нужном направлении. Мы устали перекладывать их с одного места на другое. А проверки всегда ищут в месте, в котором оно лежало прежде. Я не понимаю! Кто-то нас выследил? Отцу очень не сладко, так он ещё срывается на мне.
– А ты предложи ему помощь.
– Я уже хотел помочь: я начал расследование, но мы оба понимали, к чему оно приведёт. Я с каждым разом приближался к одному заключению, и папа запретил мне…
– Если ты говоришь, что они ищут в правильном направлении, то ты не думаешь, что это кто-то вас подставляет. Кто-то с кем работает твой…
– Это я ему и говорил, а он… сказал что я недоумок, и что если я ещё раз попробую взяться за дело, то он меня посадит на домашний арест.
– Почему? – нахмурилась я.
– Папа не хочет даже и думать, что в его команде крыса.
– Он слишком самоуверен!
– Да, для него было бы унизительно, если бы он нанял ненадёжного человека. поэтому папа отрезал мне все пути к расследованию. – он говорил всё очень эмоционально и немного со злобой, а я пыталась его как-то взбодрить.
– Строго. И ты сдался? – я заглянула ему в лицо, голубые глаза контрастировали со смуглой кожей, ещё не отошедшей от загара.
Он тоже посмотрел на меня, но в его взгляде читался упрёк.
– А ты бы продолжила? Ты знаешь, как у меня опускаются руки, когда в меня не верят.
– Я верю. – я положила ему руку на плечо. – И всегда верила.
Он улыбнулся и обнял меня. Сейчас он выглядел маленьким ребёнком, нуждающимся в ласке и заботе, а я была будто его мамой. Странно, всегда было наоборот. Кажется я поняла: про что говорил папа. Но почему он подумал, что я помогала? Я открыла рот и закрыла ещё перед тем, как сказать что-то очень рисковое. Долго молчать я не смогла.
– Если ты не против, то я могу…