Покойник с площади Бедфорд
Шрифт:
Веспасия хорошо его понимала. Уязвимым Данрайта делала только его любовь к Маргерит, и именно это было самым страшным. Шантажист должен был быть близок к нему настолько, чтобы узнать этот секрет, иначе не стал бы тратить свое время.
Телониус следил за собеседницей, ожидая объяснений.
– Он ни в чем не виноват, – подчеркнула старая леди, – кроме желания защитить Маргерит от всех возможных обвинений, справедливых или нет.
Затем она рассказала о письме шантажиста и о реакции на него Данрайта.
Некоторое время ее друг сидел молча. Черно-белая собака спала на освещенном лучами солнца ковре, тихонько похрапывая
– Понятно, – сказал наконец судья. – Ты права, все гораздо хуже, чем я мог предположить.
– Он не откажется подчиниться требованиям, каковы бы они ни были, – сказала Веспасия печально. – Я попыталась поговорить с ним с точки зрения здравого смысла. Сказала, что сейчас ему нечего стыдиться и что Маргерит все поймет. А вот если он сделает что-то под давлением шантажиста, что-то против своей воли – тогда у него появится повод для стыда, и Маргерит это узнает.
– А что, сам он этого не понимает?
– Мне кажется, что он слишком испуган, чтобы думать хотя бы на один ход вперед, – вздохнула пожилая леди. – Иногда страх может… парализовать волю человека или его способность реально оценивать происходящее.
– А она что, действительно такая хрупкая и утонченная? – Видно было, что Квейд испытывает неловкость за столь грубый вопрос, но деваться ему было некуда – это тоже нужно было уточнить.
Веспасия глубоко задумалась, прежде чем ответить. Она вспоминала все, что узнала о Маргерит Уайт за все эти годы, рассортировывая свои воспоминания и анализируя, как они воспринимались тогда и как выглядят сейчас, в ретроспективе.
– Наверное, нет, – наконец медленно произнесла леди Камминг-Гульд. – Да, у нее проблемы со здоровьем, и это было всегда. Насколько серьезно она больна – трудно сказать. Сейчас ей немного за сорок или чуть больше, поэтому опасности, о которых говорили в годы ее молодости, были явно преувеличены. Тогда ей сказали, что у нее не может быть детей, что даже попытка родить может нанести непоправимый вред ее организму.
Телониус внимательно слушал, пристально наблюдая за собеседницей.
Она хотела быть честной в своей оценке, но нахлынули воспоминания, а вместе с ними и сомнения. Пожилая леди была рада, что рассказывает все это своему старому другу, которого она любила и который никогда бы не подумал о ней плохо. В то же время она доверяла ему настолько, что не боялась предстать перед ним некрасивой и не скрывала от него свои слабости, страхи и ранимость.
– И?.. – напомнил он ей, видя, что пауза затягивается.
– Она привыкла думать о себе как о человеке, которого постоянно нужно от чего-то охранять и защищать, – продолжила Веспасия. – Которого нельзя волновать или расстраивать. Данрайт, конечно, испортил ее, избаловал… но с самыми лучшими намерениями. Иногда, может быть, осторожность в нем пересиливала мудрость. Она могла бы быть гораздо сильнее – по крайней мере, в духовном плане, – если б почаще сталкивалась с простой реальностью окружающей жизни. Ведь большинство из нас убежали бы от человека, высшей целью которого в жизни является наша постоянная защита и который считает это своей большой привилегией.
– А сможет ли она пережить создавшуюся ситуацию? – Глаза судьи были широко открыты, и взгляд его не отрывался от лица хозяйки дома.
– Не знаю, – был ее ответ. – Я постоянно спрашиваю себя об этом, пытаясь представить себе, как может
Телониус положил свою ладонь на руку Веспасии – очень осторожно, скорее прикасаясь к ней, чем сжимая. Она с удивлением заметила, как похудела его рука и как на ней стали заметны вены. Лицо пожилого судьи изменилось гораздо меньше: изгиб носа оставался прежним, твердый взгляд и чувственный рот – тоже. Было так естественно хотеть защитить того, кого любишь, к кому испытываешь чувство преданности, без которого не можешь быть счастливым, смеяться и сопереживать! В конце концов, так естественно защитить того, кто любит тебя…
– Думаю, что ответ состоит в том, мой дорогой, что не важно, переживет или нет эту ситуацию Маргерит, но Данрайт никогда не решится поставить такой эксперимент. – Больше Веспасия не колебалась. – Мы должны исходить из осознания того, что если будут выдвинуты какие-либо требования, он их выполнит.
Судья откинулся на спинку кресла.
– Тогда я должен буду очень внимательно следить за тем, какие приговоры он выносит, хотя мне совсем не хочется этого делать. Я не спрашиваю, в чем конкретно этот негодяй обвиняет беднягу, но думаю, что мне необходимо понимать суть обвинения, хотя бы в общих чертах. Я должен знать, не является ли то, в чем его обвиняют, уголовным преступлением.
– Ну, нет, обвинение лежит в области морали, – ответила Веспасия с кривой усмешкой. – Если б это считалось уголовным преступлением, то наши тюрьмы были бы полны, а обе палаты Парламента – пусты.
– Ах, вот как! – улыбнулся Квейд. – Понятно… Трудно поверить в то, что Данрайт мог совершить что-то из этой области, но мне понятно, как непросто будет для Маргерит пережить все это, даже если ее лучшая часть будет знать, что все это неправда. Очень часто смех бывает самым жестоким судьей.
Леди Камминг-Гульд вздохнула: она должна была рассказать ему все остальное.
– Но это еще не все… это еще даже не самая ужасная часть происходящего, – сказала она тихо.
Что-то в ее голосе – может быть, оттенок страха – немедленно привлекло внимание ее гостя. Бояться чего-то было совсем не в характере Веспасии: на зло она привыкла отвечать еще большим злом.
– Что же еще? – спросил мужчина.
– Данрайт Уайт – не единственная жертва. Джона Корнуоллиса и Брэндона Балантайна тоже шантажируют. Тот же самый человек… или люди.
– Брэндона Балантайна? – Глаза Телониуса расширились от удивления. – Джона Корнуоллиса? В это совершенно невозможно поверить! И ты сказала «люди»… Ты что же, думаешь, что шантажист действует не один?
Веспасия снова вздохнула, неожиданно почувствовав, как устала от всей этой грязи.
– Вполне возможно, – кивнула она. – От них ничего не требуют. Пока. Данрайт – человек небогатый, но у него очень большая власть, и он пользуется значительным влиянием. Он судья. Коррумпировать судью – задача не из легких. Но это бьет по самой основе нашей цивилизации, по отношениям между человеком и правосудием, и может привести к потере доверия к судебной системе, к ее способности защитить простого гражданина. В конце концов, это может привести к хаосу и возврату к закону джунглей.