Покойник с площади Бедфорд

Перри Энн

К тому же у полицейского не было ответа на вопрос, откуда Каделл узнал о мертвом теле Слинсби, не говоря уже о том, как он притащил его на Бедфорд-сквер? И имело ли все это теперь, после признания Каделла, какое-нибудь значение, кроме того, что в деле оставались еще какие-то загадки?

Мимо прошел прогулочный пароход. Пассажиры на нем кричали и махали шляпами. Поднятая им волна заставила паром перевалиться с боку на бок. Лучи солнца слепили, отражаясь от поверхности реки.

Томасу пришло в голову, что он, может быть, был просто слишком требователен в своем желании иметь ответы на все вопросы, в желании точно понять, что же все-таки

произошло… Или это было его всегдашнее излишнее усердие?

Сейчас он просто направлялся в Кью, подальше от пыльных бумаг на Боу-стрит, желая помочь Веспасии… хотя в конце концов ей придется смириться с тем, что Лео Каделл был шантажистом. И он признался в этом в письме… как все они признаются рано или поздно. Вполне возможно, что он узнал подробности биографий своих жертв в клубе. Из ничего не значащей беседы можно узнать очень многое, особенно если изредка подбрасывать вопросы, демонстрируя свой интерес или восхищение. Ну, а точные факты Каделл мог узнать из архивов: как сотруднику Форин-офис, ему легко было запросить подробности карьеры Балантайна и Корнуоллиса, не вызвав ни у кого никаких подозрений.

Но все равно оставался вопрос: откуда Каделл знал Слинсби? И не только знал, но и смог понять, что тот очень похож на Коула?

Питт постарался выкинуть все эти вопросы из головы и стал просто наслаждаться роскошным днем. Люди вокруг него получали истинное удовольствие.

Сиротский приют в Кью состоял из большого, просторного дома, стоящего посреди заросшего сада. Казалось, что дом достаточно велик, чтобы вместить 50–60 воспитанников и необходимый обслуживающий персонал.

Томас подошел к входной двери, обратив внимание на чисто оттертые ступеньки, и дернул за звонок. Через несколько минут дверь открыла девушка лет семнадцати. Она была одета в темно-синее хлопковое платье, накрахмаленный передник и чепец.

– Внимательно слушаю вас, сэр? – произнесла она с интересом.

Питт объяснил, кто он, и спросил, нельзя ли встретиться с руководством приюта, причем тон его не допускал возможности отказа.

Девушка провела его в приятную уютную комнату, расположенную по фасаду здания, и предложила присесть в изношенное, но, как оказалось, очень удобное кресло. Сама она отправилась за мистером Хорсфоллом, директором.

Хорсфолл оказался высоким мужчиной – выше даже, чем Питт, – с видимым брюшком и морщинами на лице, которые говорили о том, что их владелец часто и с удовольствием улыбается. Директор плотно прикрыл за собой дверь и улыбнулся неожиданному посетителю.

– Слушаю вас, сэр. Что я могу для вас сделать? – миролюбиво произнес он. – Долли сказала что-то о полиции. Надеюсь, никто из наших воспитанников не нарушил общественного порядка? Мы уделяем очень много времени тому, чтобы они хорошо себя вели, и, поверьте мне, если уж я сам говорю об этом, мы достигли в этом определенных успехов. Но дети всегда останутся детьми.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – честно ответил Питт. – Но я с Боу-стрит, а не из Кью. – Он проигнорировал удивление, появившееся на лице Хорсфолла. – Причина моего приезда связана с некоторыми финансовыми вопросами. Недавнее самоубийство одного из членов комитета бенефициаров, передавшего крупные суммы вашему приюту, заставило нас проверить финансовую дисциплину в вашем заведении.

– Боже мой! Какой ужас… – На лице его собеседника появилась подходящая случаю грусть. – Ну что же, сэр, конечно, вы можете ознакомиться с нашими бухгалтерскими книгами, нет проблем. Но я

хочу сразу заверить вас, что если вы в них что-то и найдете, то это никак не будет связано с благотворительными деньгами. С ними мы всегда обращаемся очень аккуратно. – Он кивнул. – Это необходимость. Мы не должны ни в коем случае забывать, что имеем дело с чужими деньгами. Если благотворители перестанут нам верить, то денег мы больше не увидим. – Хорсфолл посмотрел на полицейского широко открытыми глазами.

Все, что он сказал, было абсолютной правдой, и Питт чувствовал себя не в своей тарелке, бесцельно тратя время этого человека и свое собственное. Но теперь в этом поздно было сознаваться.

– Спасибо, – ответил суперинтендант. – Мне это необходимо для того, чтобы закрыть дело. Если я этого не сделаю, то окажусь недобросовестным работником.

– Конечно, конечно, – директор еще раз кивнул и засунул большие пальцы за края жилета. – Вы хотите, чтобы книги принесли сюда, или предпочтете пройти в мой кабинет, где есть свободный стол?

– Это очень мило с вашей стороны, – сказал полицейский, принимая приглашение.

Он знал, что в бухгалтерии могло быть два разных вида учетных книг, но в глубине души осознавал, что ничего не ожидает от этого визита. Это было нужно Томасу только для того, чтобы он с чистой совестью мог сказать тетушке Веспасии, что сделал все что мог.

Все оставшееся время, за исключением короткого перерыва на ланч в местном трактире, Питт изучал бесконечные счета, как банковские, так и на приобретение вещей, питания, топлива или одежды, и зарплатные ведомости. Все документы находились в идеальном порядке. Если бы Хорсфолл не объяснил ему необходимость подобной точности, суперинтендант нашел бы такой порядок слишком подозрительным. Однако в книгах был учтен каждый фартинг, и Питт был уверен, что если он проверит поступления благотворительных денег из «Джессопа», они в точности совпадут с этими бухгалтерскими книгами.

За время всей своей работы Томас почти не слышал детей, которые должны были заполнять здание. Как и сказал Хорсфолл, они, по-видимому, вели себя просто идеально. Полицейский видел только двух маленьких девочек лет пяти-шести, которые шли по дорожке, взявшись за руки. Потом одна из них бросилась бежать и потащила за собой другую. Через минуту на сцене появилась девочка лет десяти, которая несла малыша – на вид он был не старше двух лет. А еще иногда Питт замечал какое-то движение краем глаза и слышал голоса.

Наконец суперинтендант закрыл книги, поблагодарил Хорсфолла и еще раз извинился за доставленное неудобство, после чего покинул территорию приюта, чувствуя себя полным дураком. Он не нашел ни одной причины, по которой Балантайн – или Каделл – могли бы беспокоиться. Вполне возможно, что дело было в сборе средств, а не в их использовании – и именно это вызвало беспокойство генерала. Конечно, он мог спросить у самого Балантайна, что его смущало, но в этом вряд ли был какой-то смысл.

Гораздо важнее было найти ответы на вопрос, откуда Каделл узнал о смерти Слинсби и как ему удалось перенести тело на Бедфорд-сквер. И где же все-таки Коул? Если он умер от естественных причин, то полиция еще сможет об этом узнать, но если нет… Что же с ним все-таки произошло? Томас решил, что, как только он вернется на Боу-стрит, ему надо будет поручить Телману выяснить это… хотя это можно сделать и завтра. А сегодня он напишет Веспасии и сообщит, что бухгалтерские книги в приюте находятся в идеальном состоянии.