Покров для архиепископа
Шрифт:
Фидельма презрительно фыркнула в ответ на этот довод, и тессерарию пришлось искать другое объяснение:
— Но он был у себя во время убийства. Убийца не мог бы ничего спрятать там, не потревожив настоятеля…
Фидельма повернулась к Эадульфу.
— Проверь, ушли ли уже Путток и Эанред на встречу с епископом Геласием. Если ушли, мы сейчас пойдем осматривать их покои.
Лициний выглядел возмущенным.
— Но…
— У нас есть на это полномочия, тессерарий, — оборвала его Фидельма. — Мне стоит напомнить
Эадульф вышел, прошел по коридору и вскоре вернулся.
— Они ушли, — доложил он.
Фидельма отправилась в комнаты настоятеля и его слуги. Осмотр покоев Путтока не занял много времени. Ясно стало одно: Путток любил побаловать себя, поскольку его комната не отличалась той простотой и скромностью, какую Фидельма ожидала от человека, вступившего на путь смирения и благочестия. Видно было, что Путток накупил домой на память немало драгоценных вещиц. Однако ничего не указывало на то, что в этой комнате спрятано что-то, похожее на сокровища из Вигхардова сундука.
Здесь было такое же окно, как и в комнате Эадульфа, выходившее во внутренний двор. Под окном шел узкий карниз, тянувшийся по всей длине здания. Так как он был всего несколько дюймов в ширину, Фидельма поняла, что спрятать что-либо вне комнаты тоже невозможно.
— Комната Эанреда — следующая? — раздраженно спросила она, выйдя в коридор.
Лициний спокойно кивнул. Ему не хотелось еще раз вызвать гнев этой женщины, сказав что-нибудь не то. Никогда прежде он не встречал женщин, что командовали мужчинами и повышали на них голос, как эта ирландка.
Фидельма зашла в комнату монаха-слуги. Это была бедная и простая каморка. Там не было почти ничего ценного, если не считать мешка-саккулюса, в котором Эанред держал свои скудные пожитки — запасную пару сандалий, нижнее белье и принадлежности для бритья.
Фидельма стояла, сложив ладони, и разглядывала каморку. Потом подошла к окну и выглянула. Комната эта находилась под прямым углом к другому крылу и тоже выходила в квадратный внутренний двор, однако туда нельзя было попасть из палат гостей. От ее наметанного глаза не укрылось, что штукатурка и черепица этого здания были новее, а значит, он построен позже. Наверное, этим объяснялось то, что здания не были соединены между собой. Однако она заметила, на втором здании под окнами шел такой же карниз, только архитектор не пожалел материала и сделал его пошире. Тот имел целый фут в ширину, а поскольку окно этой комнаты было совсем близко к углу между корпусами, перешагнуть на карниз соседнего здания не составляло труда.
— Вот видишь, — сказал Эадульф за ее спиной. — По-моему, Фурий Лициний прав. Мы взяли ложный след.
Она обернулась.
— Комната Эанреда довольно аскетична, правда?
— Да, кажется, Эанред не любит излишеств, — согласился Эадульф. Он повернулся и вслед за Лицинием вышел в коридор. Фидельма осталась одна. Постояла немного, подумала, потом
— Нам еще нужно обыскать покои Инэ и Себби, — сказала она.
Она вышла в коридор, и вдруг, когда она закрывала дверь, ее взгляд упал на дверной косяк. На высоте около трех футов от пола деревянный косяк был расщеплен, и на нем висел крошечный кусочек ткани, зацепившийся за торчащую щепку.
Она наклонилась и протянула руку, чтобы снять его.
Эадульф смотрел на нее, хмурясь.
— Что это?
Она покачала головой.
— Точно не знаю. По-моему, лоскут мешковины.
Она взяла лоскуток двумя пальцами и выпрямилась, чтобы рассмотреть его на просвет.
— Да, лоскут мешковины.
Эадульф кивнул, разглядывая его.
— Что это значит? — спросил Фурий Лициний, наблюдавший за ними.
— Я пока не знаю, — ответила Фидельма. — Может быть, в комнату Эанреда что-то вносили, мешок зацепился за щепку на косяке и порвался.
Эадульф глядел на нее, пытаясь угадать ее мысли.
— Ты хочешь сказать, что в комнату Эанреда вносили сокровища?
Эадульф имел редкую способность делать выводы из рассуждений Фидельмы быстрее, чем она сама.
— Я говорю, что не знаю, — мягко ответила она, пожимая плечами. — Плох тот судья, что судит прежде, чем собраны все сведения.
— Но так быть могло, — не уступал Лициний, которому тоже хотелось внести свой вклад. Он чувствовал, что должен попытаться восстановить честь своих товарищей — Эанред, по его же собственным словам, вернулся тогда, когда тело Вигхарда уже нашли, а значит, уже после того, как арестовали Ронана Рагаллаха. Может быть, Ронан упрятал награбленное в комнате у Эанреда, пока того не было.
Фидельма усмехнулась.
— Да? Ронан Рагаллах спрятал два мешка с золотом и серебром в комнате Эанреда. Потом вышел, и его поймали стражники. Что же сталось с мешками?
Лициний поджал губы.
— Я уже говорил о возможном помощнике… — пробормотал он.
— Да, говорили. Мы обсудим это позже. Сейчас давайте осмотрим комнату брата Себби, — предложила Фидельма.
— А мешковина? — спросил Эадульф, глядя, как она прячет лоскуток в свою большую сумку-марсупий.
— Мудрый судья собирает доказательства по одному, — улыбнулась она. — А когда все лоскутки собраны, мудрый судья их рассмотрит и, как ремесленник складывает мозаику, попытается расположить их так, чтобы, вставляя нужные кусочки в нужное место, получить целую картину. Плох тот судья, который хватает один кусочек и пытается только по нему судить о целом. Как знать? Может быть, этот кусок вообще не от той картины, которая ему нужна.
Она посмотрела на него снизу вверх с озорной улыбкой и вышла в коридор.