Покров для архиепископа
Шрифт:
— Я только сегодня утром услышал, что вы уезжаете, сестра, — приветствовал он ее, глядя немного растерянно.
Фидельма подняла голову и улыбнулась ему — молодому и смущенному солдату.
— Я не думала, что стражнику из кустодов Латеранского дворца есть дело до дорожных хлопот простой ирландской монахини, Фурий Лициний, — серьезно сказала она.
— Я… — Лициний закусил губу и холодно покосился на Эадульфа, который делал вид, что с интересом глядит на бурные
Фидельма увидела, что юноша буквально заливается краской, протягивая ей что-то, завернутое в мешковину. Фидельма с серьезностью взяла его и развернула мешковину. Это была шкатулка, искусно сделанная из какого-то странного черного дерева, которое она раньше видела только раз в жизни.
— Оно называется эбен, — пояснил Лициний.
— Очень красиво, — сказала Фидельма, разглядывая маленькую застежку и петли из серебра, сиявшего на фоне черного дерева. — Но, право, не стоит…
— Она не пуста, — нетерпеливо настаивал Лициний. — Откройте ее.
Фидельма величественно повиновалась. Внутри, в специальных выемках, обитых бархатом, лежало двенадцать стеклянных пузырьков.
— Что это? Настойки целебных трав?
Эадульф уже с интересом повернулся к ним.
Лициний, все еще отчаянно краснея, склонился над шкатулкой, взял один пузырек и вынул пробковую затычку.
Фидельма недоверчиво принюхалась и распахнула глаза в изумлении.
— Духи! — выдохнула она.
Лициний нервно сглотнул.
— Римские дамы любят такие ароматы. Я хотел бы, чтобы вы приняли их как знак моего почтения, Фидельма из Кильдара.
Фидельма вдруг почувствовала себя очень неловко.
— Право же, я думаю, не… — начала она.
Лициний внезапно протянул к ней руку и взял ее изящную ладонь в свою.
— Благодаря вам я узнал многое о женщинах, — серьезно сказал он. — Я этого не забуду. Пожалуйста, примите этот подарок на память обо мне.
Фидельма ощутила, что ее охватывает грусть и глаза наполняются непрошеными слезами. Она подумала о Киане, потом об Эадульфе, и ей очень захотелось снова стать юной девочкой, которую еще только ожидает «амьшир тога» возраст выбора — и вся жизнь впереди. Она попыталась улыбнуться, но получилась только кривая ухмылка.
— Я приму этот подарок, Лициний, потому что он исходит от вашей души.
Лициний заметил, что Эадульф не отрываясь глядит на него, и тут же выпрямился, и лицо его застыло.
— Спасибо, сестра. Позвольте мне пожелать вам безопасной дороги на родину. Да хранит вас Бог, Фидельма из Кильдара.
— Dia
Молодой тессерарий дворцовой стражи Латеранского дворца выпрямился, отсалютовал, развернулся на пятке и зашагал прочь.
Сперва Эадульф замялся, не зная, что сказать. Потом произнес с деланной шутливостью:
— Кажется, Фидельма, это была одна из твоих побед.
Он нахмурился, когда она вдруг резко отвернулась от него, но перед этим он успел увидеть гнев на ее чертах. Эадульф не понимал, что же в его словах так разозлило ее. Он тупо стоял и глядел, как она вертит в руках эбеновую шкатулку с ароматическими маслами, а потом заворачивает ее в мешковину и прячет в сумку.
— Фидельма… — неуверенно начал он. Но тут же замолчал и выругался по-саксонски.
Это было так неожиданно, что она изумленно вскинула голову. Эадульф глядел туда, где заканчивался причал.
Там остановилась лектикула. Ее сопровождал отряд стражников Латеранского дворца в парадной форме, напоминавшей скорее о языческом прошлом, нежели о христианском настоящем. Из лектикулы выбрался высокий и худой епископ Геласий. Движением руки он велел сопровождающим остаться и один направился к причалу.
Настоятельница Вульфрун поспешила ему навстречу. Оттуда, где сидела Фидельма, был хорошо слышен ее резкий, пронзительный голос.
— Ах, епископ! Значит, вы слышали, что я сегодня уезжаю? — приветствовала она его.
Геласий остановился, моргая, словно видел Вульфрун впервые.
— А? Нет, не слышал, — отсутствующим тоном произнес он. — Желаю вам счастливого пути. Но сейчас мне нужно поговорить еще кое с кем.
Он поспешно зашагал дальше мимо настоятельницы обители Шеппи, так и оставив ее стоять с негодованием на надменном лице.
— Падению предшествует гордость, — тихо повторил Эадульф.
Епископ Геласий прошагал прямо к месту, где сидела Фидельма, и она неуверенно поднялась навстречу ему.
— Фидельма из Кильдара, — с улыбкой приветствовал ее номенклатор дворца Епископа Римского, едва кивнув Эадульфу. — Я не мог допустить, чтобы вы уехали из нашего города без того, чтобы прийти и пожелать вам всего самого лучшего и счастливой дороги домой.
— Вы очень добры, — ответила Фидельма.
— Добр? Что вы, сестра, мы столь многим обязаны вам. Если бы не ваше усердие… и помощь брата Эадульфа, конечно… Рим мог бы стать свидетелем начала ужасного раздора между саксонскими королевствами и Ирландией.