Покровитель

В аббатство Фонтевро, что близ города Шинон, на границе между Анжу и Пуату, этим летом прибыло очень много паломников. А при таком количестве за всеми разве уследишь? Лючия Сафокло, к примеру, не явилась сегодня ни к мессе, ни к вечерне. Она даже ужинать отказалась, сославшись на недомогание. Старая монахиня наведалась к ней лишь поздно вечером и своим скрипучим голосом принялась уговаривать ее показаться местному доктору, на что получила решительный отказ: да, у Лючии раскалывается голова, но боль скоро пройдет, и не нужно беспокоить врача по пустякам. Монахиня удалилась, пожимая плечами, а Лючия повернулась на бок и, положив руку под подушку,

стала созерцать малиновое небо над зубчатым частоколом леса — из окна ее келии открывался потрясающий вид. Она пребывала в монастыре в качестве паломницы уже около года, а год, согласитесь, довольно долгий срок, поэтому ей и отвели отдельную келью. Аббатиса прониклась к девушке чувством нежной, почти материнской привязанности, и всей душой желала, чтобы она осталась в Фонтевро навсегда. Настоятельница видела, как исправно посещает она мессы, с каким неподдельным интересом изучает жития, и надеялась в скором времени поговорить с Лючией о монашеском пути…

Но надежды аббатисы рухнули этой же ночью. Даже сход лавины не вызвал бы, наверное, столь сильного переполоха, какой произвел в монастыре полуночный крик, неистовый, сумасшедший крик Лючии. Она взбудоражила добрую половину обители. Когда же у ее ложа столпились монахини и стали наперебой задавать вопросы, она ничего не отвечала и тряслась, как в лихорадке. Единственным, что удалось из нее выпытать, были слова: «Зверь, чудовище!». Одни приписывали чрезмерную возбужденность девушки нервному расстройству, иные крестились и шептали молитвы, полагая, что в нее вселился злой дух. Большинство же терялось в догадках.

Сообщили аббатисе. Весть застала ее готовящейся ко сну перед лампадой, и неведомо откуда влетевший ветер погасил огонек, что настоятельница сочла дурным предзнаменованием.

— Зверь, зверь, — повторяла она вполголоса, шагая по темному коридору к комнате Лючии. — Если это и вправду был демон, то, значит, она заслужила подобное испытание, заслужила, чтобы выйти из него с победой. Ведь не посылаются же испытания просто так! Посылаются за добродетель. Но не согнется ли под напором таких искушений молодой стебелек? Хм, да… Следовало бы оградить ее от потрясений и не отпускать более одну на прогулки.

Монахини расступились перед нею, пропуская к кровати больной. Лючия металась в бреду и непрестанно повторяла повергшие всех в ужас слова «зверь, чудовище».

«Помешательство, — подумалось аббатисе, хотя она тут же отогнала эту мысль. Давеча девушка жаловалась на головную боль и усталость, и вполне возможно, ею завладевал какой-нибудь недуг. — Помешательство или менингит», — упорствовала логика настоятельницы. И то, и другое излечить сложно, и надежда увидеть Лючию в черном облачении медленно угасала.

Аббатиса сказала сестрам готовиться к худшему. Вероятно, последним облачением паломницы будет саван.

Однако на следующее утро Лючия встала ни свет ни заря, чувствуя полноту сил и прилив небывалой энергии. Ее прямо-таки тянуло выйти на улицу. Спешно проглотив завтрак, она выбежала во двор-клуатр, но тут ее окликнула пожилая неприветливая монахиня, которой аббатиса наказала присматривать за паломницей и в случае чего звать на помощь.

«Вот так-так! — раздосадовалась девушка. — Не поразмышлять мне теперь в одиночестве!»

А поразмышлять ей было над чем. Вчера вечером, едва только объял ее Морфей, какой-то дивный голос прошептал ей на ушко: «Скажи-ка, свет моих очей, бывало ль у тебя желанье бросить всё и улететь, далеко-далеко, куда глаза глядят?». Вопрос был риторический, и, в общем-то, отвечать на него не требовалось, но положительный ответ уже готов был сорваться с языка. Кроме того, Лючии очень хотелось взглянуть на обладателя чудесного голоса. Она открыла глаза. Средневековое французское аббатство,

какие только гости не случаются здесь! Но такого гостя еще никому не доводилось принимать… В лунном свете облик созданья, повисшего над изголовьем, был до того уродлив и пугающ, что Лючия вначале не поняла, реальное ли это существо или китайский карнавальный костюм, подвешенный к лампе. Стоило карнавальному костюму задвигаться и оскалить зубы, как она завизжала, да так пронзительно, что с потолка посыпалась штукатурка, а зверь исчез.

Лючия Сафокло, уроженка Тосканы, искала в католическом монастыре освобождения от повседневных забот, которые гнели ее в Италии, и почти достигла вожделенного покоя, как вдруг это чудище! Призрак! По прошествии ужасной ночи она жаждала перемен, и ей просто необходимо было сменить обстановку. В монастырских стенах вдруг стало тесно, рутина приелась. «Свободы, простора!» — молило сердце, но свобода никогда не бывает полной. Тебя вовремя остановят, чтобы ты не совершила глупость.

Впрочем, на этот раз ничто не могло удержать Лючию от глупостей: монашка была малость глуховата и близорука и попросту не замечала, что творится вокруг.

Они приближались к лесу. Ничто не предвещало ненастья: знойный воздух был неподвижен, на небе — ни облачка, птицы парили высоко над землей. И тут, откуда ни возьмись — ветер! Свирепый — точно разозлили его, холодный — словно спустился с вершин Альп. Он вырвался из чащи, нахватав по дороге листьев малины, сухих сосновых иголок и парашютиков одуванчика. И если надзирательнице, шедшей впереди, досталась колкая прохлада борея и всё собранное в лесу добро, то щеки Лючии коснулось легкое дыхание июньского ветерка, а в руках у нее каким-то чудным образом оказался эдельвейс. Теперь она уже не удивилась, когда рядом с нею вырисовался призрак. Этот призрак был другой, совсем не страшный, в отличие от видения из ночного кошмара. Фантом имел очертания и облик молодого человека лет двадцати пяти-тридцати, и, надо сказать, совсем недурно выглядящего молодого человека. Пронзительный взгляд его карих глаз, черные, как смоль, вьющиеся волосы и плутоватая усмешка очаровали бы любого.

— Ты кто? — шепотом спросила Лючия, опасаясь, как бы ее спутника не обнаружили.

— О, — ответил тот. — Меня зовут Арсен. Я приходил к тебе вчера вечером, но ты испугалась. Прости меня за столь дерзкую выходку.

— Так ты привидение? — она взяла на себя смелость дотронуться до фантома, однако пальцы прошли сквозь его оболочку.

— Полагаю, что так. Назвать себя человеком я пока не решаюсь. Ты не представляешь, как выручила меня!

— Выручила? — смутилась Лючия.

— Ты думала обо мне. До недавней поры я был обделен вниманием, и если бы не явился к тебе, то окончательно бы погиб! Но довольно разговоров, еще немного — и нас заметят. Давай куда-нибудь улетим!

И тут монашка обернулась.

— С кем это вы шепчетесь, сударыня? — подозрительно спросила она.

— Я? Я пытаюсь вспомнить строки из «Гамлета», — нашлась девушка.

— А мне уж было подумалось, — проворчала монахиня и на всякий случай посмотрела по сторонам.

Когда она наконец отвернулась, Лючия перевела дух.

— Где ты, где? — она поискала глазами призрак, но того точно след простыл.

— Тсс, ни звука! — прошелестел ветерок над самым ее ухом. Что-то теплое легко-легко коснулось ее кожи, и внезапно по всему телу разлилась такая нега, такое волшебное чувство безграничной любви, что она буквально растаяла в призрачных руках Арсена. — Летим сейчас! — сказал он, и тут произошла удивительная вещь: ноги Лючии оторвались от земли, с уст слетело короткое «Ах!», а через секунду монахиня-сопроводительница на ее глазах превратилась в черную бусинку, нанизанную на светло-желтую нить тропы, что вела к лесу.