Покуда я тебя не обрету
Шрифт:
В неясном свете лампы из ванной Джек заметил еще кое-что. На стуле, куда мама обычно клала одежду, висела солдатская форма, по размеру она вполне подошла бы ему самому. Он ее и надел, но тут выяснилось, что она все-таки велика. Ему пришлось высоко закатать штанины и застегнуть ремень на самую последнюю дырочку, а с рубашкой и форменной курткой вообще не удалось ничего сделать – они оказались сильно широки в плечах. Рукава были длиннее рук, а погоны почти доставали до локтей.
Если бы Джека попросили подумать, он бы, наверное, сказал, что форма самого маленького солдата была как минимум на размер больше
Решив, что в наличии на стуле формы нет ничего такого странного, Джек придумал стать часовым у изножья маминой кровати, и когда они с самым маленьким солдатом проснутся, он отдаст им честь, как полагается настоящему солдату (позднее мама говорила, что в ту ночь Джек играл роль – еще бы, на нем был даже полагающийся к ней костюм). Простояв некоторое время на часах, Джек понял, что мама и самый маленький солдат вовсе не спят. Кровать еле заметно двигалась, в темноте Джек этого сначала не заметил. Мама лежала с закрытыми глазами, но не спала – у нее был открыт рот, она неглубоко, отрывисто дышала, было видно, как напряжены мускулы у нее на шее.
Маленький солдат был целиком накрыт одеялом, видны были только его ступни. Учитывая его рост, голова его должна была лежать у мамы между грудей, их видно не было; наверное, подумал Джек, самый маленький солдат приходит в себя – ему, должно быть, тоже приснился кошмар. Ага, теперь понятно, почему дрожит кровать. Джек знал, что нынешней ночью всем снятся кошмары, как и ему самому; конечно, солдату тоже приснился кошмар, решил Джек, и вот он тоже забрался к маме в кровать. Джек определенно воспринимал самого маленького солдата как своего сверстника, такого же маленького ребенка.
И тут, судя по всему, солдату приснился еще один кошмар, похуже прежнего. Он резким движением сбросил одеяло – в свете ванной Джек увидел его голую задницу, – а мама, наверное, слишком сильно его обняла, потому что он громко застонал. Тут мама открыла глаза и увидела Джека – вот он, стоит у изножья, еще один маленький солдат, на часах. Алиса сначала не узнала сына – видимо, помешала форма.
Она завопила; для Джека это было большой неожиданностью, как и для маленького солдата. Он обернулся, увидел Джека в форме и тоже завопил – голос был точь-в-точь как у маленького мальчика! И тут Джеку стало так страшно, – еще бы, у всех сразу такой ужасный кошмар, – что он тоже завопил. Он даже намочил штаны от страха – не свои, а самого маленького солдата.
– Джеки! – воскликнула мама, придя в себя.
– Мне приснилось, что я утонул во рву, – начал Джек. – Там были мертвые солдаты, из прошлого, на дне вместе со мной. И ты там тоже был, – сказал он самому маленькому солдату.
Впрочем, тот уже не казался ему таким уж маленьким. У него оказался такой большой пенис, что Джек раскрыл глаза; в длину тот был не меньше, чем половина ствола винтовки, с помощью которой солдат вытянул его на лед. А еще интереснее, что пенис стоял почти вертикально, под небольшим углом, точь-в-точь как винтовка, когда берут на караул.
– Так, тебе лучше уйти, – сказала Алиса самому маленькому солдату.
Как и полагается солдату, он не стал обсуждать приказ и строевым шагом отправился в ванную, а
Вместе они смотрели, как одевается самый маленький солдат. Джеку было очень стыдно, что он написал в штаны своему спасителю; от Джека не укрылся момент, когда последний это обнаружил. На лице солдата отобразилась неуверенность и отвращение – а вовсе не беспокойство и страх за его жизнь, которые Джек видел на его лице, когда тот полз к нему по тонкому льду в нижнем белье.
Но все же он был солдат и глянул на Джека с пониманием и даже с уважением, словно бы написать в штаны – то самое, что по уставу полагается совершить в такой ситуации. Перед тем как покинуть их, он сделал то, что хотел сделать Джек, – отдал ему с мамой честь по всем правилам.
Джек, хотя и видел его совершенно обнаженным, не заметил на его теле ни татуировок, ни бинтов. Вместо того, чтобы заснуть, – Джек боялся, что если заснет, то снова попадет на дно Кастельгравен, – он задал маме волнующий вопрос:
– А ты сделала ему бесплатную татуировку? Я не увидел у него на теле ничего.
– Я… конечно, я сделала ее, – неуверенно, не сразу сказала мама. – Ты просто не заметил.
– А что ты вывела на нем?
– Ммм… маленького солдата, – снова неуверенно и не сразу ответила мама. – Совсем маленького, еще меньше его самого.
Джек теперь не думал, что солдат такой уж маленький – разве можно быть маленьким с таким пенисом, длиной в полвинтовки, – но сказал только:
– А куда ты ее нанесла?
– На левую икру, – ответила мама.
Джек подумал, что, должно быть, всему виной неверный свет из ванной – ведь он точно помнил, что внимательно смотрел на икры солдата и ничего там не увидел. Но Джек решил, что действительно просто не заметил татуировку, как сказала мама.
Джек заснул у нее в объятиях, как обычно после кошмаров, – и вовсе не в такой неудобной позе, в какой с ней под одеялом лежал самый маленький солдат.
На этом и кончился их визит в Копенгаген; в следующий раз Джек попал туда лишь через тридцать с лишним лет. Но все это время он не забывал ни Татуоле, ни Бабника Мадсена, ни их доброту по отношению к нему и к маме. Не забыл он и покрытый тонким льдом ров Кастельгравен, где чуть было не встретил свой конец, и самого маленького солдата, который спас его – и тем самым спас его маму.
Конечно, Джек так и не понял, что на самом деле произошло. Копенгаген стал своего рода шаблоном, дальше все шло так же, как было там, – но Джек пропустил все мимо ушей. Ему столько всего еще предстояло понять, особенно те вещи, про которые мама не хотела говорить с ним, – среди них было и значение словосочетания «делать бесплатную татуировку», и многое-многое другое.
Продолжал ему сниться и тот же кошмар, всегда один и тот же. Он уже утонул, борьба за жизнь осталась в прошлом, его окружал только вечный холод. Эту вечность Джек делил со всеми солдатами, погибшими в Европе за долгие столетия ее истории. Один из них особенно бросался ему в глаза – тот самый маленький солдат; но причиной тому был не пенис противоестественной величины, а то, с какой стоической обреченностью солдат отдавал ему честь.