Покуда я тебя не обрету
Шрифт:
– Да я целый дом куплю в Цюрихе! – пообещал Джек.
– Ты опять бежишь впереди паровоза, – сказала Хетер.
Он не заметил, когда она заснула, да и не знал, заснула ли. Первое, что он увидел, проснувшись, было ее лицо – ее огромные карие глаза, в паре сантиметров от него, ее крошечный нос почти касается его носа.
– Я нашла у тебя четыре седых волоса, – заявила она.
– Ну-ка, дай мне посмотреть, есть ли седина у тебя, – сказал Джек; ее волосы сверкали золотом. – Нет, пока еще нет.
– Это потому, что я счастлива – по большому счету, я имею
– А для меня эта ночь очень много значит, – сказал Джек.
Хетер обняла его:
– Ну, по правде сказать, для меня она тоже очень-очень много значит.
Пока Джек мылся в душе, Хетер сходила к портье и перебронировала брату билеты – рейс из Эдинбурга в Цюрих через Амстердам, затем в Лос-Анджелес из Цюриха. Она же договорилась, что в тот же день после полудня его примут врачи санатория в Кильхберге, пять докторов и один профессор. Хетер выдала Джеку брошюрку про лечебницу с планом и фотографиями; из здания больницы открывался вид на Цюрихское озеро. Кильхберг находился на западном берегу озера – цюрихцы называли его левым берегом – в четверти часа езды от центра города.
Итак, Джек отправлялся в Швейцарию сразу после завтрака; Хетер забронировала ему номер в отеле «Шторхен».
– Может быть, «Бор-о-Лак» понравился бы тебе больше, но «Шторхен» милая гостиница и стоит прямо на берегу реки.
– Мне она отлично подойдет, – заверил Джек.
– Врачи первоклассные, я уверена, они тебе понравятся, – сказала Хетер и отвела глаза. Они сидели в отеле «Балморал» в кафе, где подают завтрак постояльцам – полно туристов, все семьи с маленькими детьми. Джек сразу понял, Хетер опять нервничает, точно так же, как вчера, во время их первой встречи. Он попытался взять ее за руку, она убрала руку.
– Люди подумают, что мы спали друг с другом – в смысле по-настоящему, – сказала она. – Бывать с тобой на людях, оказывается, не просто, нужна привычка.
– Ты привыкнешь, – сказал Джек.
– Только, пожалуйста, будь острожен! – выпалила она. – Ради бога, не делай никаких глупостей!
– Ты умеешь читать по губам? – спросил Джек.
– Джек, пожалуйста, не делай никаких глупостей там! – повторила Хетер, сделав сердитое лицо, – считала, видимо, что сейчас не до игр.
Джек даже не шепотом, а совсем без звука, одними губами, медленно и четко произнес:
– У меня есть сестра, и я люблю ее.
– Ты снова бежишь впереди паровоза, – сказала Хетер, но Джек понял, что она все прочитала правильно. Посмотрев на часы, сестра добавила: – Нам пора в аэропорт.
В такси она думала о чем-то своем, не обращала ни на что внимания. Заговорив, она опять отвела глаза:
– Когда ты увидишься с ним, проведешь с ним сколько-то времени, позвони мне.
– Разумеется.
– Ты должен сказать лишь: «Я люблю его». Больше ничего говорить не надо, но это ты сказать обязан, понял?
Хетер снова играла Боэльманову токкату или что-то не менее резкое, невидимая клавиатура располагалась
– Хетер, ну что ты. Пора тебе уже перестать беспокоиться на мой счет.
– А ты умеешь читать по губам? – спросила она его.
– Все актеры умеют читать по губам, – ответил Джек.
Хетер лишь уставилась в окно машины и ничего не сказала, сжав губы так же сильно, как в тот миг, когда впервые поцеловала своего брата.
Она заплатила за такси (Джек даже кошелька вынуть не успел). Он не думал, что она станет провожать его до аэропорта, Хетер же не только зашла с ним в здание, но довела до стойки регистрации. Было ясно, что этот путь она проделывает не впервые.
– Надеюсь, тебе понравится Швейцария, – сказала Хетер, водя носком туфли по полу.
На ней были синие джинсы и футболка, немного темнее вчерашней, за спиной рюкзачок, что делало ее больше похожей на студентку, чем на преподавателя. Если не обращать внимание на постоянно пребывающие в движении пальцы, никогда не скажешь, что она музыкант. Просто красивая девушка небольшого роста, только очки и решительная походка придают ей серьезности.
У металлодетектора работник службы безопасности проверил Джеков паспорт и сумку; дальше Хетер было нельзя. Джек хотел поцеловать ее на прощание, но она отвернулась.
– Я не прощаюсь с тобой, Джек. Так и запомни: никаких прощаний, – сказала она, все так же водя носком туфли по полу.
– Как скажешь, – ответил он.
Теперь их разделяла стеклянная стенка; он направился к выходу на посадку, но, оборачиваясь, видел сестру сквозь стекло. Он все оборачивался и оборачивался, и наконец она тоже подняла на него глаза. Она указала пальцем себе на сердце и заговорила – как Джек, не произнося ни звука, одними губами:
– У меня есть брат, и я люблю его.
– У меня есть сестра, и я люблю ее, – так же беззвучно ответил ей Джек.
Перед стеклом встали какие-то люди, и Джек на миг потерял из виду Хетер. Тут к нему подошли две юные девицы, одна белая, другая черная. Черная, с пирсингом в носу, сказала:
– Ты ведь не Джек Бернс, правда? Нет, конечно ты не Джек Бернс, признавайся.
– Я готова спорить на что угодно, он не Джек Бернс, – сказала ее белая подруга; плечи обгорели на солнце, нос облезает.
Американки, университетские студентки, возвращаются домой после летней поездки по Европе, подумал Джек; обернувшись к стеклу, он уже не увидел сестры.
– А вот и нет, я этот самый Джек Бернс и есть, – ответил он.
Джек не мог им этого объяснить, но чувствовал – он и правда, впервые в жизни по-настоящему стал Джеком Бернсом, вот как!
– Вы угадали, я и правда он. Да-да, я Джек Бернс.
Почему-то он был рад, что они его узнали. Однако на лицах девушек отразилось откровенное недоверие; если миг назад им было жутко любопытно, то сейчас им ни с того ни с сего стало на Джека абсолютно плевать.
– Попытка не засчитывается, парниша, – издевательским тоном сказала белая. – Уж нам можешь лапшу на уши не вешать. Мы-то знаем, какой на самом деле Джек Бернс.