Покушение на шедевр
Шрифт:
— Взвод, вольно! — Один из солдат замешкался. — Эй ты, растяпа! Да-да, ты! Что я сказал? Я сказал, вольно! Если не будешь выполнять команды, на месяц посажу тебя на хлеб и воду! А ну, вольно!
Каблук стукнул о пол. Руки спрятались за спину. Лицо сразу погрустнело: в перспективе месяц просидеть на одном хлебе с водой было, конечно, мало приятного.
— Взвод, разойдись!
Два маленьких человечка повернулись и прыгнули к отцу на руки. Лорд Фрэнсис Пауэрскорт поднял своих детей, шестилетнего Томаса и пятилетнюю Оливию, крепко обнял их и рассмеялся.
— Ты чуть не угодила в переплет. — Он взъерошил Оливии волосы. — Целый месяц на хлебе с водой — думаю, тебе это вряд ли понравилось бы!
— Неужели ты правда сделал бы это, папа? — спросила девочка, глядя прямо в глаза Пауэрскорту.
— Не знаю, не знаю, — ответил тот. — Никогда ведь
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт служил в Индии, в британской разведке. После этого он стал одним из лучших сыщиков Англии — его частенько приглашали расследовать загадочные убийства и преступления, совершенные как на его родине, так и за рубежом. Месяц тому назад он с детьми отправился в Дом ветеранов, чтобы навестить своего бывшего старшину, который стал челсийским пенсионером [2] и коротал вечера в роскошном бархатном кресле. На плацу старшина Коллинз был сущей грозой солдат — уж кто-кто, а Пауэрскорт прекрасно это помнил, — однако с Томасом и Оливией он обошелся как нельзя более ласково. Он показал им большой зал, где в 1852 году было выставлено для торжественного прощания тело герцога Веллингтона — тогда ветераны круглые сутки несли караул у гроба великого воина. Затем они вместе заглянули в маленькую комнатку старшины с кроватью, которая складывалась и убиралась в стену. Дети пришли в восторг и немедленно потребовали у отца, чтобы он объяснил, почему их кровати дома не устроены так же. Потом старшина уселся с ними на зеленой лужайке над Темзой и принялся рассказывать об удивительных индусах с огромными бородами, о биваках высоко в горах и об ужасном холоде в Крыму, где он потерял палец на ноге.
2
Челсийские пенсионеры — солдаты-ветераны, живущие в Челсийском инвалидном доме.
— Да благословит их Господь, сэр, — сказал старшина Коллинз Пауэрскорту, когда они уходили. — Побудешь чуток с ними рядом, и сам словно молодеешь. Своих-то внучат у меня нет, так что спасибо вам большое — порадовали старика!
— Считайте их своими почетными детьми, старшина, — ответил Пауэрскорт. — И можете не сомневаться: мы еще вернемся!
— Полагаю, вам захочется взглянуть на картины, — довольно грустно сказал в тот же день Джеймс Хэммонд-Берк, обращаясь к Эдмунду Декурси. Хэммонд-Берки жили в обветшавшем елизаветинском доме под названием Траскотт-парк, в Уорикшире — графстве, где по милости Божьей водились благородные олени и текли живописные речушки. Внутреннее убранство особняка Божья милость обошла стороной. Его хозяева бедствовали уже не одно десятилетие кряду, и их дом находился в плачевном состоянии.
Эдмунд проник сюда с помощью обычной уловки. У него было стандартное письмо, в котором говорилось, что он трудится над четырехтомным каталогом всех произведений искусства, хранящихся в Великобритании; этот каталог якобы предполагалось опубликовать в течение ближайших десяти лет. В качестве спонсоров предприятия выступал ряд фирм, и первое место в нем занимала фирма «Декурси и Пайпер» на лондонской Олд-Бонд-стрит. Декурси объяснял адресатам письма, что им крупно повезло: теперь любой, кому вздумается пополнить свою коллекцию, может обратиться к Декурси и Пайперу, а там их немедленно снабдят информацией о том, где проще всего приобрести, скажем, очередного Карпаччо или Караваджо. Если же, паче чаяния, кто-то пожелает что-нибудь продать — Декурси всегда с обворожительной улыбкой подчеркивал маловероятность этого события, — что ж, фирма «Декурси и Пайпер» попробует помочь клиенту и в этом случае, хотя, разумеется, с большой неохотой.
По странному стечению обстоятельств многие дома, которые посещал Декурси, настоятельно требовали ремонта. Дырявые крыши, неисправная канализация, допотопные кухни — все взывало о переменах, на которые у хозяев решительно не хватало средств.
Почти все картины Хэммонд-Берков висели в столовой и в большом зале.
— Мне кажется, было бы лучше, если бы вы на некоторое время оставили меня одного, — сказал Декурси хозяину. — Мне нужно сделать кое-какие записи.
Он помахал устрашающе огромным черным блокнотом. Куда бы ни попал Декурси, он обязательно составлял подробные описания всех картин и скульптур, находящихся в доме. Это было его прикрытием. Если бы в том возникла нужда, он запросто составил бы первый том
Он уселся за маленький письменный столик и приступил к работе. Мало кто из тех, с кем он сводил знакомство, не претендовал на обладание шедеврами Тициана и Ван Дейка. Ну конечно, вот они — висят над гигантским камином. Декурси тщательно осмотрел их и покачал головой. «Обычная история», — пробормотал он себе под нос. На нынешнем этапе своей новой карьеры Декурси уже весьма неплохо разбирался в картинах старых мастеров. Как-то он похвастался Уильяму Аларику Пайперу, что сможет распознать фальшивого Тициана за пятьдесят шагов. Не обошлось без этих подделок и в Траскотт-парке. На протяжении многих лет жители континента облапошивали приезжавших к ним английских туристов. Хитрые венецианцы и не менее хитрые римляне мгновенно выясняли, кто из старых мастеров пользуется у их гостей самой большой популярностью. Неделя-другая — и невесть откуда взявшиеся копии и фальшивки с торжеством доставлялись на широкие просторы Гемпшира и Суррея.
«1. Изабелла, супруга испанского императора Карла Пятого, — писал он. — 2. Распятие Христа».Затем Декурси добавил слово «тициан» с маленькой буквы — теперь он не забудет, что в действительности картины не принадлежат кисти этого мастера. Следующие четыре страницы блокнота и номера с третьего по сорок первый заняли портреты прежних владельцев усадьбы: со стен на него смотрело множество ныне покойных Хэммонд-Берков, среди которых попадались просто Хэммонды, а иногда и просто Берки. Здесь были Томасы и Сары, Генри и Уильямы, Алисы и Констанции. Все они казались вполне довольными своей участью — только одна пожилая дама, запечатленная на холсте неведомой рукой, видно, была недовольна портретистом и хмурилась так, словно хотела, чтобы он поскорее убрался из ее дома. Художники были разные — несколько подлинных Неллеров, два-три сомнительных Гейнсборо.
Но одна картина, висевшая слева от камина в столовой, привлекла его внимание. Она была внесена в список под номером семьдесят пять.
«Святое семейство с агнцем», гласила табличка на раме. Рафаэлло Санти, он же Рафаэль. Декурси пристально вгляделся в холст. В его верхнем левом углу был изображен обычный для картин эпохи Ренессанса город на берегу озера, плод фантазии художника; к нему брели по пыльной дороге две фигурки. В нижнем левом углу сидел верхом на агнце младенец Христос. Его придерживала Богоматерь в сине-красном одеянии. Над ней стоял опирающийся на посох старец — он с обожанием смотрел на трогательную компанию внизу. Вся сцена была проникнута пасторальным духом. Богоматерь, подумал Декурси, вовсе не похожа не тех флорентийских красоток, которых можно увидеть в Уффици или в палаццо Питти.
Эта выглядела так, словно вспахивать поля и доить коров было для нее привычным делом. Однако Рафаэль! Неужели это и впрямь Рафаэль? Декурси отступил назад, чтобы рассмотреть картину с большего расстояния. Потом достал маленькую лупу и принялся разглядывать, как наложены краски. Поразмыслил о композиции «Святого семейства с агнцем». Затем перевел взгляд в окно — там, у быстрой речки неподалеку от дома, мирно паслись олени.
Когда Эдмунд Декурси закончил очередную запись в черном блокноте, у него в голове навязчиво вертелись две мысли. Первая: Рафаэль ценится на рынке чрезвычайно высоко. По какой-то не очень понятной причине так было всегда. Мурильо и Лоренс то выходили из моды, то снова становились модными, но за Рафаэля, а также за Леонардо и Микеланджело всегда давали сумасшедшие деньги. Меньше чем двадцать лет назад правительство выкупило у герцога Мальборо рафаэлевскую «Мадонну Ансидеи», заплатив за нее семьдесят тысяч фунтов; картину выставили в Национальной галерее. Вторая мысль заключалась в том, что согласно изобретенной им шкале относительной бедности этот дом был помечен тремя звездочками. Мягко говоря, Хэммонд-Берки были практически разорены.
Он вернулся к хозяину усадьбы. Хэммонд-Берк сидел за маленьким столиком в гостиной, примыкающей к большому залу. Снаружи виднелись заросшие сорняком дорожки, нестриженые лужайки и разбитые окна, в которых так и не сменили стекол. Декурси помнил о мокрых пятнах на стенах в столовой. Хэммонд-Берк уныло смотрел на груду бумаг перед собой. Хотя Декурси видел написанный на них текст вверх ногами, он разобрал несколько слов и понял, что это счета — скорее всего, неоплаченные, и, возможно, с последним предупреждением.