Покушение на власть: субъект власти

Абдуллаев Чингиз Акифович

В комнату вернулся Владимир Владимирович. Дронго открыл глаза и посмотрел на него.

– Нас ждут завтра утром, – сообщил Владимир Владимирович. – И учти, что они собираются ради тебя в воскресенье.

– Спасибо, – отозвался Дронго. – А я думал, что они соберутся уже сегодня ночью.

РОССИЯ. МОСКВА. 21 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Уже два дня Гейтлер разъезжал по городу, внимательно фиксируя необходимые детали. Ему выделили большой «Ниссан-патроль», от которого он благоразумно отказался. Огромный внедорожник привлекал бы к себе ненужное внимание. Попросил заменить его на другую, менее заметную машину. Ему дали довольно старый «СААБ» девяносто первого года выпуска. В машине был заменен мотор, однако внешне этот темно-синий автомобиль смотрелся весьма непрезентабельно. Дзевоньский приказал найти водителя, хорошо знающего город, и эту работу поручили бывшему таксисту,

подрабатывающему «бомблением» на своей машине. За зарплату в пятьсот долларов Николай Сальков охотно согласился работать на фирму, специализирующуюся на «ландшафтном дизайне». Ему не обязательно было знать, каким именно дизайном занимается приехавший из Праги архитектор Йозеф Шайнер. Не знали об этом и две девушки, работавшие в офисе компании, снимавшей помещение в гостинице «Международная». Туда иногда приезжал пан Юндзил, а в его отсутствии в комнате сидел представитель компании, тридцатипятилетний Карл Гельван, гражданин Латвии. Он всегда был аккуратно одет, говорил по-русски с еле заметным латышским акцентом и лично просматривал все приходившие в офис бумаги. Работы почти не было, девушки скучали, рассматривая модные журналы по современному дизайну, которые в изобилии лежали в их офисе. Сальков числился водителем компании и поэтому не удивлялся, когда его пересаживали с одной машины на другую. У фирмы могли быть свои приоритеты. Хотя несколько дней он ездил на довольно комфортабельных машинах, но затем ему приказали пересесть на старенький «СAAБ». Сальков не очень удивился. Очевидно, приехавший старичок, которого он возил уже два дня по всему городу, занимал не очень высокий пост в компании, и его вполне устраивала такая машина. К тому же они ездили в выходные дни, когда машин было гораздо меньше обычного.

В первый день Гейтлер наслаждался поездкой по Москве, которую уже начал забывать. Со времени его последнего приезда в этот город, который он раньше хорошо знал, прошло уже почти тринадцать лет. За это время Москва кардинально изменилась. Появились новые здания, были отреставрированы старые, повсюду открылись новые магазины, проспекты и улицы буквально забили, образуя постоянные пробки, дорогие автомобили, вокруг сверкали вывески модных ресторанов, кафе, баров, казино… Теперь тут проживало, как ни в одном другом городе мира, огромное число миллионеров и миллиардеров, что, безусловно, сказывалось на всем облике города и его инфраструктуре.

Некоторые улицы в центре изменились настолько, что их невозможно было узнать. Некоторые переулки превратились в пешие торговые улочки, закрытые для машин. Гейтлер намеренно, чтобы убедиться в профессионализме Салькова и проверить, каким образом за ним организовано наблюдение, выбирал различные маршруты. Долго проверять не пришлось. У Дзевоньского в Москве было не так много сотрудников, поэтому за ними постоянно следовал черный внедорожник «БМВ», в котором находилось двое мужчин. К вечеру первого дня поездок Гейтлер уже не сомневался в профессионализме своего водителя и в аккуратности тех, кто за ними наблюдал. На следующий день с утра он назвал Салькову конкретный адрес, куда они выехали в девять утра. Без пятнадцати десять, остановив машину на Сретенке, Гейтлер вышел из автомобиля и исчез, предупредив водителя, чтобы тот его ждал. Сальков, привыкший за время работы к многочасовому ожиданию клиентов, согласно кивнул.

Гейтлер отсутствовал целых два часа, когда наблюдавшие за Сальковым сотрудники позвонили Дзевоньскому.

– Он пропал, – коротко сообщил один из них.

– Как это пропал? – не понял Дзевоньский.

– Остановил машину и вошел в какой-то подъезд. С другой стороны там есть выход, мы о нем не знали. Может, он поднялся к кому-то на этаж? Но мы не знаем, в какую квартиру…

– Где его машина?

– Стоит у дома и ждет.

– Вы тоже ждите, – распорядился Дзевоньский. Нельзя было выдавать своих истинных чувств. Он знал, что в таких случаях важно не сорваться. Однажды он уже чуть не сорвался в Лондоне, когда ему отказал Хеккет.

Прошло еще два часа. Гейтлер не появлялся. Дзевоньский дважды перезвонил своим наблюдателям. И оба раза старался говорить ровным, спокойным голосом, ничем не выдавая своего волнения. Еще через час Гейтлер вышел из подъезда дома и сел в машину Салькова.

– Все нормально? – спросил Николай.

– Да, – кивнул Гейтлер. Со своим водителем он говорил по-русски, но преднамеренно с чудовищным акцентом, чтобы не выдать своего отличного знания языка.

Когда Дзевоньскому сообщили, что Гейтлер снова сел в машину, он достал носовой платок, вытер лицо и впервые за весь день облегченно выдохнул. Несмотря ни на что, он волновался. Такой человек, как Гейтлер, мог выкинуть любой трюк, устроить все что угодно. Гейтлер, разумеется, ошибался, когда говорил ему, что мало кто знает об успехах его бывшего отдела. О некоторых успехах генерала Гельмута Гейтлера отлично знали во всем мире. Его операции изучались во многих разведках мира,

они давно стали частью тех легенд, которые окружали существование восточногерманской разведки и ее легендарного руководителя Маркуса Вольфа. В Польше до событий восемьдесят девятого года генерал Дзевоньский жил под другой фамилией. Он был одним из самых молодых руководителей польской разведки. Гейтлер был прав, когда предположил, что он работал в контрразведке. Дзевоньский возглавлял контрразведку во внешней разведке. Это была элита профессионалов, которые проверяли разведчиков, внедрившихся в других странах, на их лояльность центру.

Дзевоньский слышал об операциях Гейтлера еще в семидесятые годы, когда был молодым сотрудником польской разведки. В восьмидесятые он стремительно продвигался по служебной лестнице. Но для него все закончилось в восемьдесят девятом, когда к власти пришло первое некоммунистическое правительство Мазовецкого. Именно тогда молодой тридцативосьмилетний генерал понял, что игра закончена. И начал готовить свое отступление. Через два года он вышел в отставку, уже имея небольшую фирму, на счета которой переводил деньги.

Но бизнесмена из него не получилось. Фирма довольно быстро закрылась. А Дзевоньский начал заниматься тем, чем занимался и раньше – стал давать консультации по вопросам безопасности нарождающегося польского бизнеса. Работы было много. Затем он переехал в Бельгию, где по-прежнему нуждались в его «консультациях». О возвращении на родину не могло быть и речи. Там его уже искали, обвиняя во многих преступлениях. Дзевоньский считался одним из лучших специалистов по странам Восточной Европы. Поэтому именно его нашел несколько месяцев назад посредник, предложивший неслыханные гонорары и невероятные условия для выполнения особо сложной задачи. Дзевоньский не колебался. К этому времени он превратился в абсолютного циника и преступника, выдачи которого могли потребовать сразу несколько государств. Умный профессионал, он понимал, что для такой операции ему понадобится настоящий специалист, аналитик высшего класса. И сначала обратился к профессионалу, чья квалификация не вызывала сомнений, как и его страсть к деньгам. Но ошибся. Хеккет испугался, он слишком хорошо представлял себе последствия этой акции. Дзевоньский ошибся лишь в одном: Хеккету нравилась публичная жизнь и он не собирался исчезать навсегда.

Предстояло найти другого специалиста такого же класса, для которого это задание стало бы последним в его жизни. Аналитика, который мог бы все спланировать, а потом исчезнуть из политической жизни европейского общества навсегда. Таким человеком мог стать великий Гельмут Гейтлер, на операциях которого Дзевоньский учился. Именно поэтому он сделал почти невероятное: вышел на Вебера, нашел «Герцога» в Перу и все только для того, чтобы наконец найти Гейтлера, человека, не знавшего поражений в той, прошлой жизни. К тому же Гейтлер был немец, один из тех генералов Восточной Германии, на судьбах которых особенно болезненно отразились изменения в Европе. Все эти профессионалы, честно и преданно служившие своей стране, в результате политических катаклизмов оказались «предателями» и «преступниками». Их преследовали, сажали в тюрьмы, обвиняли во всех смертных грехах, лишали работы, пенсий, пособий. Все они прошли путь, полный горьких разочарований и обид. Каждый из них помнил, что именно предательство Горбачева и советского руководства осенью восемьдесят девятого года стало началом крушения их жизней и идеалов. Каждый из них знал, каким образом были оговорены условия сдачи их собственной страны летом девяностого, а также слышал о том, какие письма отправлял их бывший руководитель Маркус Вольф советским лидерам с просьбами защитить его товарищей – высших офицеров от мести победителей. Письма остались без ответа, участь бывших союзников была решена.

Гейтлер вернулся в восемь часов вечера. Дзевоньский ждал его в гостиной у камина. Когда Гейтлер вошел и поздоровался, Дзевоньский кивнул ему в знак приветствия. Гейтлер сел в кресло, протянул руки к огню.

– Я отвык от российских морозов, – признался он, – хотя сегодня еще не так холодно. Всего одиннадцать градусов. Вот в январе морозы будут сильнее.

– Вы собираетесь сидеть здесь так долго? – осведомился Дзевоньский, поднимая правую бровь.

– Я собираюсь сидеть здесь столько, сколько понадобится, – отрезал Гейтлер. – Если вы не поняли, что такую операцию нужно продумывать и готовить достаточно долго, то значит, вы не совсем тот человек, за которого я вас принял.

В наступившем молчании было слышно, как гудит огонь в камине. Дзевоньский недобро усмехнулся.

– Куда вы сегодня исчезали? – спросил он. – Решили поиграть на моих нервах?

– Да. Очень хотелось, чтобы вы получили инфаркт, – равнодушно парировал Гейтлер. Они снова говорили по-русски. – Я вам уже говорил, что не собираюсь никуда бежать. Кстати, мне еще не перевели тех денег, которые я просил. Или вы думаете, что мне они нужны для развлечения? Я был бы вам благодарен, если бы эту часть денег вы привезли мне наличными.