Полчаса на снятие мерки
Шрифт:
– Так-то лучше, - сказал я.
– Вы действительно испытываете от этого удовольствие?
– Удовольствие от чего?
– От могущества, от власти, которой вы облечены на вашем посту. Это подчеркивает важность вашей роли, дает вам право считать себя...
– Довольно, - прервал я, - не требуется, чтобы вы занимались моим психоанализом. Профессия?
– Социолог, - ответил он. (Разумеется!) - Я указал все это вчера в бюро предварительной записи.
– Я уже вам сказал, я собираю здесь материал для особой анкеты. Запись и фактическое занесение
– Как почему? Я - без работы.
– На какие средства вы жили до того, как подали заявление?
Он посмотрел на меня чуть не плача:
– Я уже прошел через все это. Я же вам сказал.
– Только инспектор решает, следует или нет занести вас в списки и заслуживаете ли вы государственного вспомоществования. Отдел предварительной записи передает бумаги инспектору, чтобы он провел анкету и вынес решение. У вас есть еще какие-нибудь вопросы?
– Нет, - ответил он.
Казалось, что он впился пальцами в ручки кресла. Не так уж много усилий потребовалось на то, чтобы его доконать. Вообще-то говоря, это было странно, если учесть, что у него было несколько дипломов. А может быть, если все взвесить, именно его дипломы и объясняли такую неспособность к сопротивлению.
– Я пятнадцать лет работал в программе "Бловелт", - начал он, - с самого окончания университета. Я был ее постоянным сотрудником. Вот уже три недели, как эту программу закрыли. У меня нет ни единого доллара.
"Бловелт" была одной из искусственных организаций, созданных правительством, по всей вероятности, главный источник существования психологов и социологов. Они производили изыскания, касающиеся генеалогии, наследственности, ее проявлений и т. п. Главная часть работы состояла в изучении старых архивов и извлечении всяких статистических данных. Но в прошлом году конгресс решил, что будет проще и дешевле перевести сотрудников "Бловерт" в категорию безработных. "Безработный" - в этом одном слове заключена теперь вся жизнь Стейнера. Бесполезная. Абсолютно бесполезная.
– Вы пытались найти какую-нибудь другую работу?
Решающий удар, на который мог быть только один ответ. Стейнер почувствовал это. Ему удалось даже улыбнуться.
– Вы шутите?
– сказал он.
– Итак, вы просите государственной помощи?
– Вы можете предложить мне какой-нибудь другой выход?
– Он как-то особенно подчеркнул это слово "другой".
– Вероятно, где-нибудь должна быть работа для человека, участвовавшего в "Бловерт". А если просто ручной труд, разнорабочим на каком-нибудь заводе?
– Все профсоюзы завалены прошениями, очереди установлены на десять лет вперед. Вы это знаете лучше, чем я.
Разумеется, я это знал.
– Никаких родственников, которые могли бы оказать вам поддержку?
– Мои родители умерли. Моя сестра сама уже восемнадцать лет без работы. Я не знаю, где
– Вы были женаты?
– Я указал это вчера.
– Повторяю, что для меня "вчера" не существует. Когда вы были женаты?
– Я женился в 2015-м. Я не видел своей жены с 2021-го... Думаю, что она эмигрировала.
– Вы хотите сказать, что она покинула США?
– Да. Мы плохо понимали друг друга.
– Ей не нравилась "Бловелт"?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– А кому она могла нравиться? Это была только фикция работы. Все отдавали себе в этом отчет. Моя жена не могла этого больше выносить. Она говорила, что мы должны или покончить с собой, или убраться отсюда. Я не сделал ни того, ни другого. Я полагал, что программа будет длиться вечно.
По правде сказать, я сам думал то же самое до этого прошлогоднего кризиса в конгрессе. Многие вещи, которые должны длиться вечно, увы, обрываются самым непредвиденным образом. Мне хотелось ему это сказать. Но вместо этого я заявил:
– Думаю, что теперь все. Мы вас известим.
– Вы хотите сказать, что моя просьба будет удовлетворена?
– Я говорю, что я закончил вашу анкету. Затем я должен составить свое заключение, ко мне предстоит еще посетить массу других людей, потом я приму решение. Вы будете извещены.
– Но послушайте, - сказал он с умоляющим жестом.
– Вы, наверно, не понимаете? У меня нет денег, мне нечего есть. Я въехал в эту комнату на прошлой неделе и обещал хозяину дома, что скоро получу пособие. Я должен за квартиру. Я совершенно измучен.
– Ждите своей очереди.
– Я ничего не ел три дня.
– Есть масса людей, которыми я тоже должен заняться. Вам придется подождать. Нищета стала всеобщей.
На это он не мог ничего ответить.
– Да, - пробормотал он, покачав головой, - нищета всюду.
– Я делаю только то, что полагается по службе. Поймите. Лично я не могу вмешиваться.
– У вас по крайней мере есть работа, - заметил он с горечью.
– Это уже немало.
– Если бы вы знали, сколько раз мне хотелось самому записаться в безработные и предоставить свое место кому-нибудь, вроде вас. Поверьте мне, веселенького в этом деле мало. Какая ответственность и какое напряжение! И я не жду ни от кого благодарности. Это тяжкий труд. Я работаю по десять часов в день.
– Держу пари, что вам это нравится.
– Что вы сказали?
– Я говорю, что это действительно очень тяжкий труд. Мне вас жаль.
– То-то же!
– Я закрыл блокнот, спрятал карандаш и направился к двери.
– У вас нет никаких вопросов?
– Никаких. Только один: когда я смогу получить деньги?
– Когда у меня будет время этим заняться, - ответил я. На лестничной площадке я обернулся и увидел его в последний раз: подавленный и удрученный, он смотрел в просвет медленно закрывавшейся двери. Его рука машинально поднималась к лицу, я резко отвернулся, прежде чем он успел поднести ее к глазам.
Перевел с английского Н. ВЛАДИМИРОВ