Полдень XXI век, 2012 № 10

Первушин Антон Иванович

Расскажу немного о Штернфельде, поскольку он гораздо менее известен, чем Константин Циолковский, хотя в отдельных областях превзошел основоположника. Ари Абрамович был выходцем из польского города Серадз, учился в Ягеллонском университете в Кракове, затем — в Институте механики Нансийского университета во Франции. Там он увлекся проблематикой межпланетных полетов, переписывался с крупнейшими теоретиками того времени: Константином Циолковским, Робером Эсно-Пель-три, Германом Обертом и Вальтером Гоманом. В период с 1929 по 1933 годы он создал капитальный труд «Введение в космонавтику», представив его в Варшавском и Парижском университетах. В 1934 году Комитет астронавтики Французского астрономического общества отметил «Введение…» поощрительной премией, о чем не забывали упомянуть журналисты, представляя новые работы Штернфельда публике. Однако с французами у Ари Абрамовича не заладилось, и он переехал в Советский Союз, где устроился

старшим инженером в Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), причем сразу в отдел Сергея Королёва. «Введение в космонавтику» было переведено на русский и издано в 1937 году. В тот же период руководство РНИИ попало под каток репрессий за связи с маршалом Тухачевским, который курировал довоенную ракетную программу. Хотя Штернфельд лучше других сотрудников института подходил на звание «иностранного шпиона», ему повезло — он отделался увольнением, но позднее уже не смог найти работу по специальности, занявшись популяризацией. Его статьи и научно-фантастические очерки публиковались в журналах «Вокруг света», «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Огонек», «Природа», «Техника — молодежи», «Юность», в газетах «Вечерняя Москва», «Комсомольская правда», «Красная звезда», «Московский комсомолец», «Московская правда» и других. Эти тексты активно переводились, издавались в европейских странах, в Китае и даже в Корее. Кроме того, Штернфельд не уходил окончательно из науки — его теоретические работы периодически появлялись в специальных изданиях, он запатентовал несколько изобретений. После войны начали выходить новые книги Штернфельда, в которых его теоретические изыскания удачно сочетаются с популярным изложением проблематики космической экспансии: «Полет в мировое пространство» (1949), «Межпланетные полеты» (1955, 1956), «Искусственные спутники Земли» (1956). Кстати, первую из книг иллюстрировал Николай Кольчицкий, работавший позднее со многими писателями-фантастами, — и благодаря его рисункам выкладки Штернфельда обрели изящную зримость.

Разумеется, Иван Ефремов не мог обойти вниманием такую фигуру, как Ари Штернфельд, и, ознакомившись со списком напечатанных трудов, должен был проникнуться уважением к этому представителю генерации ученых, намного опередивших свое время. Ведь на фоне Штернфельда остальные популяризаторы космонавтики выглядели более чем скромно, придя в жанр в начале 1950-х, — ученики, а не мастера.

На знакомство Ивана Ефремова с идеями Ари Штернфельда указывает и фабула романа. Тем, кто давно не перечитывал «Туманность Андромеды», напомню, что в ней имеются две повествовательные линии: история 37-й звездной экспедиции и утопическое описание Земли, процветающей при коммунизме под эгидой Великого Кольца миров. Звездолет первого класса «Тантра» отправляется в экспедицию, чтобы установить причины гибели цивилизации планеты Зирда. Потратив около семи лет на путешествие с субсветовой скоростью, земляне выясняют, что «братья по разуму» погибли в результате безответственных экспериментов с радиоактивными веществами. На обратном пути «Тантра» должна встретиться со звездолетом второго класса «Альграб», который нес запасы «анамезона» — вещества с разрушенными мезонными связями ядер, обладавшего световой скоростью истечения и используемого в качестве топлива для межзвездных кораблей. Однако «Альграб» погиб, столкнувшись с метеоритом (в описываемом мире от таких столкновений гибнет каждый десятый звездолет!), и «Тантра» из-за недостатка топлива может навсегда затеряться в пустоте. В поисках выхода из критического положения астронавигатор Эрг Ноор предлагает совершить разгон с использованием маневра в гравитационном поле, обосновывая свою идею следующим образом:

«На нашем пути есть сильное поле тяготения — область скопления темного вещества в Скорпионе, около звезды 6555-ЦР+11-ПКУ. <…> Чтобы избежать траты горючего, следует отклониться сюда, к Змее. При меньшей скорости мы могли бы пойти безмоторным полетом, используя гравитационные поля в качестве ускорителей. Но невыгодно общее замедление хода».

Однако именно «безмоторные» полеты, в том числе с использованием гравитационного маневра, были особым «коньком» Ари Штернфельда; именно им он посвятил множество своих работ и главную из них — «Введение в космонавтику».

Больше того, в романе «Туманность Андромеды» вкратце описываются этапы космической экспансии человечества, которые поразительно совпадают с представлениями о них Штернфельда.

Рассмотрим их. Первые экспедиции к ближайшим планетам будут совершены на «хрупких планетолетах». В то же время Землю охватит пояс искусственных спутников, выполняющих широкий спектр задач. После вхождения в Великое Кольцо человечество получит информацию об «анамезоне» и благодаря ей сможет открыть межзвездную навигацию на субсветовых скоростях.

Со своей стороны, Штернфельд доказывал, что большие искусственные спутники необходимы для осуществления

межпланетных перелетов как промежуточные базы и станции связи. Полеты к другим звездам, по мнению теоретика, могут начаться лишь при появлении «лучистой» ракеты (то есть фотонного звездолета), которая будет использовать всю внутреннюю энергию вещества. Примечательно, что в его книге «Полет в мировое пространство» (1949) есть целая глава, посвященная проблематике космической связи, в которой указывается, что такая связь станет реальностью, если для нее использовать «мощные потоки строго направленных ультракоротких радиоволн». Но как обеспечить необходимую «строгую направленность»? Возможно, именно этот вопрос подтолкнул Ивана Ефремова к идее Великого Кольца.

3

Рассказывая о космонавтике, Ари Штернфельд не пытался объять необъятное и оставлял технические вопросы на усмотрение инженеров. Посему Иван Ефремов не мог почерпнуть из его трудов конкретные детали по поводу управления космическими аппаратами и обеспечению связи между ними. Больше того, он вообще нигде не мог почерпнуть такие детали — в то время это была одна из самых засекреченных оборонных тематик. Посему писатель прибег к экстраполяции, как это часто делают фантасты и футурологи, когда информации о реальном положении дел в той или иной сфере недостаточно. Ефремову было ясно, что радиотехника и автоматика будут развиваться, — но насколько глубоко и широко? Он попытался экстраполировать современные ему достижения и получил парадоксальный результат: наиболее сложные операции, требующие значительной вычислительной мощности, машинам доверить нельзя.

Приведу несколько примеров такого парадоксального взгляда на развитие техники будущего. Описанное в романе единое земное сообщество участвует в межзвездном обмене информацией, причем качество этой информации, несмотря на колоссальную потребляемую мощность (для пятнадцатиминутной передачи телевизионной картинки используется «шестьдесят три процента земной энергии») оставляет желать лучшего: вместо того чтобы передавать осмысленные научные данные о Солнечной системе, эволюции и формах жизни на Земле, об историческом процессе и культурных достижениях, Веда Конг в режиме прямого эфира (без предварительной записи!!!) рассказывает обитателям планетной системы у звезды Росс 614 «историю развития производительных сил и на ее основе формирование идей, искусства и знания, духовной борьбы за настоящего человека и человечество, прослеживание ростков новых представлений о мире и общественных отношениях, долге, правах и счастье человека, из которых выросло, расцвело на всей планете могучее дерево коммунистического общества».Как сказали бы сегодня, занимается коммунистической пропагандой. Но зачем это нужно, если в других мирах тоже восторжествовал коммунизм?.. Впрочем, ничего внятного при такой громоздкой и энергоемкой системе трансляции и придумать нельзя — лучше бы передавали несколько картинок с земными пейзажами в сопровождении классической музыки.

Далее. Поскольку машины глупы и громоздки, на околоземных искусственных спутниках работают люди, то есть фактически Ефремов описывает долговременные орбитальные станции на высоких геостационарных орбитах, называя их, как и Штернфельд, «спутниками». Понятно, что работа на орбите — всегда риск, и в романе встречается ситуация, когда из-за самодеятельности Мвена Маса, новоиспеченного заведующего внешними станциями Великого Кольца, погибает группа молодых «наблюдателей», работающих на одной из станций. Понятно, что такая ситуация не могла бы возникнуть, будь «спутник» полностью автоматизированным.

Еще хуже обстоят дела в дальней космонавтике. На звездолете «Тантра» стоят мощные «расчетные машины», но при этом экипаж вручную вычисляет характеристики траектории полета, пользуясь справочниками на металлических листках (!?). Сами эти машины хоть и работают быстрее человеческого мозга — например, только они могут осуществлять мгновенный маневр кораблем, избегая столкновения с метеоритом, — имеют чудовищно неудобный интерфейс: при вводе данных пользователь должен дергать за массивные «рукоятки», нажимать многочисленные «кнопки», поворачивать «выключатели». Оперировать большими объемами электронной памяти такие машины не способны в принципе, посему звездные карты и справочные данные хранятся отдельно и вводятся по мере надобности для получения конкретных «ответов».

Можно привести еще массу примеров, но уже ясно: Иван Ефремов очень сильно ошибся с экстраполяцией развития электронно-вычислительных средств и недооценил их значение для космонавтики. К середине 1960-х годов, то есть еще до появления первых микропроцессоров и задолго до начала информационной научно-технической революции, эта ошибка стала очевидной: спутники и межпланетные аппараты успешно работали без участия человека. Даже пилотируемые космические корабли, включая «Восток», на котором летал Юрий Гагарин, заранее проектировались так, чтобы свести работу пилота к минимуму.