Поле Куликово

Будаков В.

— Копыто!.. Родимый, откуда? — И, пустив коня вскачь рядом с сакмагоном, продолжал кричать, как безумный: — Откуда, Ваня?!

Копыто молчал, повернув к Тупику изможденное, почернелое лицо с запавшими глазами, в которых стояли слезы от ветра, лишь беззвучно шевелил губами.

Тупик снова оглянулся. Толпа нукеров Алтына смешалась с алыми халатами и потерялась за ними. Преследователи отстали на четверть версты, но их сильно опередил всадник на легком, как птица, белом аргамаке, и по пятам его скакал черный на черном гривастом коне. Что ж, пусть попробуют эти двое приблизиться! Хасан уже трогает лук… Из отряда Тупика с Иваном Копыто были только Шурка да его одногодок Тимоха, остальные — незнакомые, и среди

них трое… татары. Самые обыкновенные татары — скуластые, вислоусые, каких на каждом шагу встретишь в Орде. Чудеса!.. Но такие ли уж чудеса? Разве не Хасан только что вырвал его, русского воина, из палаческих когтей?

— Вася! — Сухие губы Копыто наконец пропустили слова, и он на скаку наклонялся к Тупику. — Василей Ондреич!.. Нашли… Живой ты, сынка мой!..

— Живой! — Тупик, смеясь, протянул руку и тронул Ивана за плечо, чтобы тот не сомневался. — Мы еще Мамая переживем!..

Черный наконец настиг всадника на белом аргамаке, схватил за повод. Подскакавшие к ним алые халаты разделились: половина продолжала погоню, другая с Мамаем и темником повернула назад.

— Змеиный владыка! — яростно крикнул Хасан. — До встречи в битве! — Потом, поравнявшись с Тупиком, косясь на его рыжебородого друга, озабоченно прокричал: — Василий! Скоро будет стража из тумена Алтына. Пересядь, ты на ханском коне, которого знает вся Орда.

— Бросать, што ль, такого скакуна?

— Зачем бросать? Дай повод мне. Скажем — с ханом беда, мы гоним его коня.

Тупик на галопе перебрался в седло приземистого жеребца, а сам косился на гнедого в яблоках, даже в такой момент не в силах подавить восхищение. Вот бы подарить князю Боброку или самому Димитрию Ивановичу! Десятнику или сотнику на таком коне показаться нельзя — сочтут за государя. Знают ханы толк в лошадях… Но и теперь под Васькой конек добрый, хотя неказист видом. Крепок, что железо — долго можно скакать, не сменяя.

Впереди мчался Хасан, выставляя плечо с серебряным знаком сотника; отряд плотно шел за ним; Тупик, слишком приметный в рваном одеянии, со своим славянским обличьем, переместился в середину отряда, отдал меч Шурке — пусть его принимают за пленного. Хасан, сдержав гнедого, обменялся паролем с начальником стражи, предупредив, что следом за ним везут раненого хана Алтына. Воины почтительно склонили головы перед незнакомым сотником и ханским конем. Замелькали кольца юрт, нагруженные повозки и кибитки, кони и верблюды; ордынцы изумленно смотрели вслед бешено несущейся кавалькаде. Хасан издали приметил зеленый ханский шатер, круто поворотил в сторону, лощиной — тысячник, замещающий хана в его отсутствие, мог задержать отряд. Лощина выпала счастливая. На выходе из нее лежало озерцо, из которого выбегала небольшая речка, заросшая ивняком. На берегах паслись табуны и стада тумена под надзором немногих пастухов и собачьей своры, поднявшей яростный лай. Вдали, по холмам, смыкались темно-зеленые рощи — там надежда на спасение. Хасан повел отряд через речку, в самую середину табунов, где запутать следы легче. Он рассчитывал, что преследователи непременно задержатся у ханского шатра, потом кинутся напрямую в открытую степь, минуя лощину, и, видимо, не ошибся. Пока мчались среди табунов, как обычно на пастбище разбившихся на многочисленные семейства под охраной свирепых жеребцов, погоня не показывалась. И все же до первой рощи добраться не успели — далеко в стороне появились враги. Близ опушки встретили небольшой разъезд, и вновь безотказно сослужил знак сотника — разъехались мирно. Остановились под деревьями. Теперь по их следам шел отряд в бледно-зеленых халатах — отборные всадники убитого хана Алтына. Копыто озадаченно сказал:

— Эге, да их за полсотню! И каждый при двоих заводных. От бяда, Василей Ондреич! — А глаза, высохшие на степном ветру, смеялись. И сердце Тупика снова взвивалось жаворонком, хотя

ему даже страшно было подумать, каких трудов и опасностей стоило его товарищу добраться с отрядом до самого тумена Мамая. Неужто надеялись выкрасть?.. И счастье, что у Копыто беркутиные глаза, иначе могли мимо проехать…

Копыто поглядывал на Хасана с особенным выражением — видел он, что произошло в низине у костра, и тоже, наверное, думал, какие странные стали попадаться татары. Эти трое, что пошли с ним, — сколько раз они выручали отряд! Хасан вдруг отрывисто сказал:

— Она умерла.

— Кто умерла? — спросил Тупик.

— Наиля, царевна, которая прислала девушку. Ты видел ее.

— Почему умерла? Когда?

— Рано утром. Ее укусила сторожевая змея Мамая. Думаю, это не случайно, он мог узнать… Он никого не щадит, что ему дочь!

— Сторожевая змея? — Васька наклонился к Хасану, чтобы лучше слышать. — Не понимаю…

— Есть у него такая змея. Она охраняет сон Мамая, потому что он никому не верит… От ее укусов не выживают.

Тупику стало зябко. Где-то блеснули солнечным светом глаза-миндалины, покатились в степные цветы невозвратными звездочками и скрылись. Ничего не случилось, но стало пустыннее и холоднее в огромном мире. Как же так получается: он, Васька Тупик, против которого вся страшная сила Орды, жив, здоров, почти свободен, а царевна, охраняемая всей силой той же Орды, мертва?.. Значит, все дело в том, какие люди рядом с тобой?..

Ехали через рощу скорым шагом, отводя ветви руками. Погоне здесь будет труднее — она многочисленней. Татары мрачно обсуждали весть Хасана на своем языке.

— Царевну все любили, — говорил молодой воин. — Ее доброта была равна ее красоте, хотя она совсем девчонка.

— Это правда. Когда мой брат был в походе и жена его заболела, дети умирали от голода и некому было помочь. Только от царевны приходила рабыня — она приносила снадобья и еду, пока брат не вернулся.

— Ее рабыни часто приходили в бедные юрты, они давали деньги, чтобы могли выжить в трудные дни.

— Говорят, это делал сам Мамай, чтобы дочь его восхваляли.

— Мамай любит, чтобы восхваляли его. Царевна делала это сама. Еще маленькой она с няньками часто бывала у мечетей и раздавала милостыню.

— А пользу из этого извлекал Мамай. Но все равно она была всех добрее и прекраснее в Орде.

— Спохватились, когда погубили ее, змеиное племя! — зло воскликнул Хасан.

— Ты несправедлив, сотник, — негромко сказал молодой воин. — Разве мы ее погубили? И разве Мамай — все племя?

— Был бы Мамай один. Темир-бек чего стоит? А Бейбулат, готовый ободрать каждого встречного? А этот Алтын разбойный, которому я снес голову? А волк Батарбек? А тысячи их нукеров?..

— Много, — согласился воин. — Но ты забыл Есутая, он, говорят, ушел к Димитрию, и мы попросимся к нему.

— Есутай ушел не к Димитрию. Он сам зорил Русь.

— Царевна тоже была татаркой, — тихо сказал воин, и Хасан промолчал. — И ты, наян, татарин. И мы — тоже. Возьми нас к себе.

— Возьму.

Слово его тотчас передалось, и трое татар заняли место позади сотника. Тупик усмехнулся: нашли начальника, теперь Хасан для них — царь и бог. Порядок воинский — сила этих дьяволов.

Роща кончилась, впереди — все та же холмистая степь с зубцами перелесков по горизонту; кони сразу перешли в карьер. Погоня блуждала где-то в лесу, но никто не тешил себя мыслью, что уйти удастся легко. Враги скоро не отстанут, у них по два заводных коня, значит, рано или поздно они начнут настигать отряд все быстрее и быстрее. Лишний конь — преимущество немалое. Выйти бы на крепкую московскую сторожу! Однако пока больше вероятности наскочить на сильную ордынскую заставу, и знак сотника тогда может подвести. У таких застав на выходе из Орды и пароли особые, известные лишь гонцам да большим начальникам.