Поле Маомы

Гайворонский Александр

–– Не только, – вновь повторил Бельский. Не сказать, что это был вызов – интонация ровная, взгляд спокойный, не надменный, а скорее безразличный ко всему происходящему, да и к оппоненту тоже, осанка гордая, но лишь отвечающая телосложению, а не нарочитая – так что придраться не к чему, на провокацию скандала ситуация не тянет.

–– Короче, ты хочешь сказать, что среди твоих пациентов было много таких, которые прознав, что мы тебя прижали, придут к тебе на выручку? – опер с вызывающим интересом смотрел на задержанного.

–– Не только.

Тут опер не выдержал и встал. Потянулся вальяжно, расправил плечи, хрустнув суставами, и вышел из-за стола. Намереваясь с угрожающим видом приблизиться

к Бельскому, больше придерживаясь отработанной за годы тактики, чем неприязнью к конкретному человеку, он немного оторопел, когда Бельский вдруг тоже медленно начал вставать, будто разговор окончен и пора бы размять кости и пойти прогуляться. При этом у него было соответствующее выражение лица – по-прежнему спокойное, несколько отрешенное… Но взгляд его неотрывно фиксировал глаза опера. Выпрямившись во весь свой немалый рост, невольно продемонстрировав косую сажень в плечах и толстую цепь на волосатой груди, Бельский неожиданно вновь произнес совершенно тем же, что и прежде, тоном:

–– Не только…

Опер неожиданно для себя вернулся на место и сел. Ему стало немного не по себе, то ли жара так действовала (стоял жаркий июнь), то ли усталость за последние недели: работы прибавилось в связи с новым рейдом по фармакологическим и прочим делам (страховые медицинские фонды в основном достали, мути много, участников – целая сеть по всей стране, ногу сломишь). А тут еще дочь в институт не поступила – денег отвалил, а понту никакого, значит, мало дал. Ну так ведь договаривались! Ни стыда у людей, ни совести, ни страху, блин. Нарываются…

Он вдруг осознал, что забыл на короткое время о Бельском, увлекшись собственными мыслями. А тот по-прежнему молча стоял и смотрел прямо в глаза.

–– Ладно, – произнес опер. – Что делать-то с тобой?

–– Отпустить и не мучиться.

–– Иди, – легко согласился опер, – вызовем еще.

Ему вдруг «поплохело». На языке стало кисло, рот заполнился слюной, на лбу выступил холодный пот. Чуть не теряя сознание, он опустил голову на сложенные на столе руки и выдохнул тяжелое «ох».

–– Бельский, блин, видишь, плохо мне, позови там…

–– Не надо. – Бельский подошел к оперу, нащупал пульс, постоял секунд 10 держа запястье опера в своих пальцах. Потом налил в стакан из стоящей на холодильнике бутылки минеральной воды и поднес к губам поднявшего голову опера. Тот глотнул и несколько приободрился.

–– И что там у меня с пульсом?

–– Ерунда, жарко здесь, ночь не спал, волновался много последние дни… А еще… Дам совет, но только без обид, я свое дело знаю…

–– Ну, говори.

–– Прости обидчиков, не бодайся с ними, дороже выйдет. А деньги они тебе сами вернут, точнее отработают.

–– Что? Дочь поступит все-таки? – сам от себя не ожидая такого продолжения диалога, спросил опер.

–– Конечно.

–– Ладно, идите, Бельский, – опять уронив голову на руки, произнес опер. Он чувствовал себя уже вполне нормально, но в странной ситуации, а она явно была странная для него. Он, бравый опер, предпочел как страус, подержать голову в песке, пока не уйдет этот субъект. «Почему именно он мне достался, а не Прохорову, к примеру, или Вершинину?» – подумал он, и одновременно внутренне выругался на самого себя за какое-то непонятное состояние, как будто внезапно лишился одежды в людном месте, где и срам прикрыть нечем.

Он вяло махнул рукой, подтверждая свои слова: мол, иди уже, не до тебя.

Но Бельского уже не было. Он мгновенье назад вышел из кабинета, а через минуту и из самого здания ГУВД.

Александр Григорьевич, ничуть не меняясь в лице с тех пор как оказался в кабинете отдела по борьбе с экономическими преступлениями, распахнул дверцу

своего автомобиля, белого «Лексуса», сел за руль, откинулся на спинку и закрыл глаза. Голову не покидала мысль: «каким образом кто-то узнал о его связях с корпорацией «Омега LTD», торгующей несертифицированным препаратом, которого днём с огнем не сыщешь в последние месяцы, и без которого некоторые процедуры теряют всякий смысл». Но вместе с тем он прекрасно понимал, что беспокоиться ему нечего, всё прикрыто, доказательств нет. Просто операм нужно выйти на непосредственных изготовителей, а даже не на поставщиков. А он, как подозреваемый покупатель, вообще с боку припека – никому не нужен.

Через некоторое время он уже мчался на другой конец города.

По мере приближения к месту назначения мысли о милицейском инциденте растаяли вовсе, но на их место пришли другие и более насущные. Предстояла серьезная встреча с субъектом, который являлся частью его теперешней миссии.

Да. У Бельского несколько лет назад жизнь раскололась надвое. После появления в его жизни умершего много лет назад Моремана. Причем место раскола приходилось не на встречу с покойником. А на тот период его жизни, когда Гритшин только затевал свою «Операцию «S», и когда Бельский внутренним свои чутьем догадался, что «великий слух» был изобретением человека, а не результатом вторжения инопланетного разума, и движимый какой-то неуправляемой силой, кинулся на поиски автора слуха, злого гения, которым оказался несчастный Лёня Гритшин.

Последний уже много лет, с того самого злополучного 1986 года находился в областной психиатрической клинике, пребывая в растительном состоянии, между жизнью кабачка и смертью бывшего когда-то человека. Родственники жены, благополучно скончавшейся вскоре после инцидента в их квартире, по каким-то причинам не позволяли докторам осуществить негласную эвтаназию, исправно платили деньги уйме народа – начиная от главврача и кончая сиделками. Впрочем, почему они не давали телу спокойно отойти в мир иной (душа-то уж наверняка давно была там), можно было легко догадаться. Роза, жена Гритшина, незадолго до смерти, случившейся от банального инсульта, будучи в состоянии тихого помешательства, неустанно твердила своим состоятельным и жадным до роскоши родственникам, что Лёнчик где-то заховал порядка пятидесяти миллионов рублей (теперь уже старыми, советскими деньгами), но возможно, что он успел обернуть их и в зеленые американские доллары или во что-то ещё, поскольку был не просто настоящим и продуманным по всем направлениям гением, а достаточно хитрым и предусмотрительным пройдохой. Не зря же он готовил какой-то сюрприз на то самое злополучное утро, которое так и не состоялось в их жизни после ночных визитеров-инопланетян.

Так что право на жизнь, хоть и растительную, Лёня Гритшин купил себе тайной, разгадать которую пока не удалось никому из его «заботливых» родственников. А кроме родственников жены никого в общем-то и не было. Вся команда верных псов-волонтеров, судорожно набив карманы астрономическими суммами денег, естественно, растворилась в бескрайних просторах планеты Земля. Возможно, кто-то и сваял в парке своего имения или дворце золотой бюст господина Леонида Гритшина, может даже в знак искренней признательности, но скорее для имиджа и помпы. Однако на большее никто, как ни странно, не осмелился. Да и зачем? О том, что Лёня жив, но находится в плачевном и безнадежном состоянии, наверняка знали все участники «Операции «S», проявлять милосердие или еще как-то участвовать в этом никакого смысла не было… Вот если б Лёнчик умер, тогда-то уж братство своего кумира наверняка щегольнуло бы как следует: и кладбище, и памятник, да и сами похороны вошли бы в криминальную историю достойной страницей.