Полёт мотылька
Шрифт:
Началась истерика, неконтролируемый поток слез. Меня трясло, и я не могла успокоиться. Я задыхалась от переизбытка чувств и слез, не понимая, что мне делать. Выбор был слишком тяжёлым, разрывающим всю душу на мелкие клочья. Мы ехали молча, оба стараясь прийти в чувства. Я попыталась объясниться перед ним, но он перебил меня словами:
— Ты все сказала, Амели!
Он не позволил мне больше вымолвить ни слова. А я, стиснув зубы, старалась сдержать ту боль, что так царапала мне душу. Не хотела больше плакать перед ним. Не
Всю дорогу я боялась даже взглянуть на Давида, понимая, что он в ярости.
— Приехали, — прошептал он, а я, оглядевшись, увидела ворота своего дома.
Я перевела взгляд на него. И замерла, увидев его разбитые глаза. Секунда, всего секунда. И это взгляд разбил моё сердце на осколки. Ни сжатые губы, ни сила воли и никакие прочие силы не смогли бы удержать ту боль, что била через край. Я не сдержалась и, расплакавшись, кинулась ему в объятия.
— Одно будет неизменным всегда: Я твоя и сердце моё отдано тебе, — шепча ему на ухо, прижалась ещё крепче.
— Я всегда буду рядом, Амели. Ты только береги себя.
— Почему мне кажется, что ты прощаешься со мной?
Давид немного отстранился и взглянул на меня так, как не смотрел никогда. Любовь, нежность, отчаяние и боль — все смешалось в родных глазах. Невесомыми движениями он проходился раз за разом от уголка губ к скулам:
— Потому что я знаю, что открыв эту дверь и выйдя из машины, ты навсегда уйдёшь из моей жизни, — он постарался вытереть мои слёзы пальцем, но безуспешно. — Наверное, я совершаю сейчас большую ошибка, отпуская тебя. Но я не смогу жить, зная, что из-за меня ты несчастна.
— Давид… — попыталась перебить его, не желая слышать прощальных слов.
— Амели, ты не хочешь строить счастье на слезах родителей, я понимаю. Но самое главное, чтобы их счастье не было построено на твоих.
Меня трясло. Трясло от мысли, что он думает о конце.
«Он просто не знает моих родителей» — успокоила себя.
Смотря в его глаза и растворяясь в них, я твёрдо решила поговорить с мамой. Уверена она меня поймёт, поддержит, и нам останется только вместе рассказать обо всем папе. Они любят меня и ради моего счастья сделают все.
— Иди, — тихо прошептал Давид. — Дождь начинается, — указал на мелкую рябь на стекле.
И лишь кивнув, я выбежала из машины, полностью убеждённая, что завтра нас ждёт новая встреча с ним. В дом я вбежала раньше, чем в небе заискрилась молния.
«Дождь в феврале, как странно» — мелькнула мысль.
— Амели, — услышала голос мамы, доносящийся с гостиной.
Довольна побежала к ней, желая поскорее поговорить с ней о Давиде.
— Мам, — подошла к дивану, на котором она сидела.
— Доченька, ты плакала? — взволнованно взглянула на меня. — Ох, хотя не удивительно, Сандра всех нас заставила
— Мам, а почему она убежала? Нет никаких новостей? Где она сейчас?
— Позвонила сегодня. Представляешь, даже не раскаивалась. Чуть родителей на тот свет не отправила. А Раисе говорила, что б не переживала, потому что муж хороший, и она счастлива с ним.
— Мам, ну может так оно и есть? Может она убежала, потому что очень его любила?
— Амели! — повысила голос мама, хотя это не было на неё похоже. — Мы чуть не потеряли Раису. Она так плакала. Два раза была в критическом состоянии. Как дочь, в угоду своим чувствам, может поступить так жестоко с той, кто подарила ей жизнь? Разве нельзя было сделать все цивилизованно? Прийти к родным, как у нас полагается?
— А почему не пришли?
— Его отец отказался. Сказал, что Сандра и ее семья слишком современные и не чтят традиций, — вымолвила подавлено. — Вот скажи мне, чем она думала, сбегая с человеком, чей отец против их брака?
«Я думал, что мой отец поддержит меня и пойдёт к твоему. Они поговорят и все мирно решится. Но он отказался.» — эхом звенели в ушах слова, сказанные Давидом ранее.
И пусть мотивы у двух отцов были разные, но итог оказался один. После услышанного, я не посмела больше сказать ни слова матери.
Это был последний гвоздь в крышку моего гроба.
Слова любимого: «открыв эту дверь и выйдя из машины, ты навсегда уйдёшь из моей жизни» оказались пророческими.
Глава 17
Мне снился Эз, глаза Давида и его ямочка на щеке. Он обнимал меня и называл мотыльком. Я смеялась, обвивая его шею руками, и говорила, что чувствую себя самой счастливой. Так бы и осталась в нем навсегда, но чья-то горячая рука коснулась моей, потревожив мой сон.
Открыв нехотя глаза и осмотрев собственную комнату, которую сложно узнать из-за свадебной декорации, я откинулась обратно на подушку, не желая встречать этот день.
Сегодня восемнадцатое февраля, день моей свадьбы. День, когда я похороню слово "любовь" навсегда.
«Мечта пришла в мой дом, а я прогнала её веником» — прошептала самой себе, закрыв глаза.
— Доброе утро, Амели, — раскрывая шторы, поприветствовала меня помощница. — Ваша мама сказала разбудить вас, визажист прибудет с минуты на минуту.
— Доброе утро.
— Завтрак с кофе на тумбочке.
— Спасибо, Дарья, — улыбнувшись, благодарно взглянула на девушку.
Я привстала и взглянула на поднос, стоящий на прикроватной тумбе. На нем лежало все, что я любила, но от чего-то меня начало тошнить, и я убрала взгляд от еды.
— Вы можете идти. Хочу немного побыть одна, — обратилась к девушке.
В знак понимания, она кивнула головой и скрылась за дверью.
Взяв телефон в руки, я открыла своё последнее сообщение, адресованное Давиду: «Прости.»