Полёт над кукушкиным гнездом

МАКМЭРФИ

ХАРДИНГ

ВОЖДЬ БРОМДЕН

БИЛЛИ

СКЭНЛОН

ЧЕЗВИК

МАРТИНИ

РАКЛИ

СЕСТРА РЭТЧЕД

СЕСТРА ФЛИНН

ДОКТОР СПИВИ

УОРРЕН

УИЛЬЯМС

ТЭРКЛ

ТЕХНИК

КЭНДИ

САНДРА

Общая комната в одном из отделений психиатрической больницы на северо-западе Тихоокеанского побережья США. Помещение — просторное, квадратное, безликое и стерильное. Мебель из пластика. Украшения — минимальные, развешенные со строгим соблюдением пропорций. За широкими и высокими окнами первого этажа — зелень сада. Окна, обычно распахнутые, забраны внушительного вида стальными решетками,

запертыми на замок. Одна из дверей ведет в туалеты. Рядом — чулан, где стоит мусорное ведро и щетка. На одной из стен — доска для объявлений, полки для журналов и газет; кроме того, в комнате есть шкафчик, где хранятся игры, и маленький столик с книгой записей для пациентов. Запертая дверь ведет в коридор; другая дверь — не запертая — в палату. Помещение для медицинского персонала представляет собой стеклянную клетку с чуть приподнятым полом. В одной из стенок сделана скользящая стеклянная панель, через которую дежурная сестра имеет возможность наблюдать за всем, что творится в комнате. Панель эта, как правило, всегда закрыта. Сквозь стекло видны шкафчики с лекарствами, вмонтированные в стену. Сестры сидят за столиками лицом к общей комнате; на столике — телефон и микрофон, с другой стороны — магнитофон. Микрофон и магнитофон подключены к усилителям, установленным в стенах и на потолке общей комнаты. На стене за столиком для сестер вмонтирована панель с рычажками, кнопками, с помощью которых сестры, словно божества, могут регулировать свет, звук, телевизор и т. д. У основания комнаты для Дежурной сестры расположен продолговатый серый стальной ящик около метра длиной. В нем находятся трансформаторы, реле и электрические провода, питающие комнату. На вид это обычный ящик, на который положены подушки, чтобы можно было сидеть. В помещении есть телевизор на колесиках, повернутый экраном к стене, когда он не включен, Столики и стулья могут быть расставлены как угодно.

При поднятии занавеса на сцене темно. Луч прожектора выхватывает лишь ВОЖДЯ БРОМДЕНА. Это огромный мускулистый детина вниз двух метров ростом, который, однако, в присутствии других людей тотчас съеживается, стараясь казаться как можно меньше. Сейчас он прислушивается, склонив голову к плечу. Он слышит легкий неприятный шипящий свист. И на сцене появляются белесые световые пятна, которые то сливаются, то разливаются, образуя своеобразный рисунок.

ВОЖДЬ БРОМДЕН /голос, записанный на пленку/. Папа? Опять они туману напускают. Задумали что-то недоброе. Вот и напускают туману. /Делает несколько шагов, затем останавливается; слышен мягкий гул мощной машины и контрапунктом — писклявые взвизги электронной музыки. За стеклом, в темной дежурке, начинают пульсировать и плясать цветные огни./ Вот оно! Слышишь, папа? Черная машина работает. Они запустили ее глубоко под землей. Кладут туда человека, а оттуда выходит то, что они хотят. И знаешь, как они это делают, папа: каждый вечер наклоняют землю, и кто крепко не держится, катится в тартарары. Тогда они подбирают упавшего, подвешивают за ноги и вскрывают. Только у бедняги к тому времени уже внутренностей никаких нет — все перебито. А кровь превратилась в ржавчину. Думаешь, я брежу, потому как очень это страшно, чтоб на самом деле так было, да только, бог ты мой, сколько на свете есть всякого, хоть я не все случается!

/Звенит звонок. Все звуки я пляшущие огни исчезают, сцена внезапно ярко освещается, словно от вспышки взрыва. Насвистывая, по коридору приближаются САНИТАРЫ. ВОЖДЬ БРОМДЕН застывает, скрючившись, как кататоник. Слышен звук поворачиваемого ключа, и входят САНИТАРЫ УОРРЕН и УИЛЬЯМС — бесшумно, в туфлях на резиновом ходу. На них накрахмаленные белоснежные халаты; двигаются они либо друг за другом, либо рядом, как два великолепных грациозных тигра./

УОРРЕН. Смотри-ка, а Вождь уже тут.

УИЛЬЯМС. Су-упервождь.

УОРРЕН. Глухонемая старая калоша.

УИЛЬЯМС. Никак жратвы не дождется.

УОРРЕН /подходя к Вождю/. Ты что, до сих пор никак не научишься? Ты что, не знаешь, что надо сидеть в палате, пока не прозвенит вот этот звоночек?

ВОЖДЬ БРОМДЕН скользящим шагом отходит в сторону.

Ха, ты только посмотри, как он съежился. Этакая детина вымахала — яблоки может прямо

с ветки есть, а боится всего, как маленький.

УИЛЬЯМС. Ну, чего тебе надо, крошка? По своей метелочке соскучился? /Направляется в чулан./ Точно. Подавай ему метлу.

УОРРЕН. Древний вождь Метла! Правильно, детка, молодец, хороший псих.

УИЛЬЯМС /сует метлу в руки Вождя/. А ну, давай подметай, детка.

УОРРЕН. Старина БРОМДЕН-метла…

УИЛЬЯМС. Древний Вождь Метелка.

Оба разражаются хохотом. Незаметно для них входит СЕСТРА РЭТЧЕД. Это красивая женщина лет сорока — точный возраст трудно определить. Красота ее в своем роде совершенна: лицо — гладкое, словно из эмали телесного цвета; белизну кожи подчеркивают голубые, как у куклы, глаза. Сияющая теплая улыбка часто оживляет лицо. Она хорошо сложена и достаточно аппетитна, что заметно даже под белоснежным накрахмаленным халатом. Она надвигается на санитаров бесшумно, словно на колесах.

РЭТЧЕД. Извините, мальчики!

Оба санитара вздрагивают от неожиданности.

Едва ли разумно стоять так, сложа руки. Ведь в понедельник утром дел, как вы знаете, полно.

УОРРЕН и УИЛЬЯМС. Точно, мисс Рэтчед.

РЭТЧЕД. Вот и прекрасно, мальчики. Уоррен, вы бы для начала побрили бедного мистера Бромдена. А вам, Уильямс, не мешало бы заглянуть в палаты. Верно?

УИЛЬЯМС. Точно, мисс Рэтчед.

РЭТЧЕД. Вот и прекрасно.

УИЛЬЯМС исчезает за дверью, ведущую в палаты, УОРРЕН отбирает у Вождя метлу и подталкивает его к туалетам.

ФЛИНН /поспешно входит. Она — бесцветная молодая женщина с испуганным взглядом; на груди у нее золотой крестик. Говорит, задыхаясь/. Доброе утро, мисс Рэтчед.

СЕСТРА РЭТЧЕД смотрит на свои часики.

Извините, я опоздала. Я вчера ходила на полуночную мессу, и вот — проспала…

РЭТЧЕД /с улыбкой отпирает дверь в дежурку/. Ничего, не огорчайтесь. Приступайте лучше к делу, хорошо?

СЕСТРА ФЛИНН ныряет в дежурку и начинает быстро рассыпать таблетки по бумажным пакетикам. СЕСТРА РЭТЧЕД включает несколько рычажков и берет микрофон. Ее голос, усиленный громкоговорителями, оглушительно разносится по общей комнате и по палатам.

Прием лекарств. Все пациенты — в общую комнату. Прием лекарств, /Выключает микрофон, выходит из дежурки. Первому пациенту весело./ С добрым утром, мистер Хардинг.

ХАРДИНГ /на секунду приостанавливаясь/. Вы уверены, что оно доброе?

/Направляется к сестре Флинн. Ему под сорок; красивый, стройный, очень худой. То и дело закатывает глаза./

Господи, благодарим тебя за спокойствие, которое сейчас снизойдет на нас.

/Отправляет в рот все таблетки из бумажного пакетика и запивает водой. Пересекает сцену и, подойдя к шкафчику, достает оттуда карты для преферанса./

РЭТЧЕД /ласково — следующему пациенту/. Билли, милый. /Дружески берет его под руку./ Вчера вечером я говорила с твоей мамой.

БИЛЛИ настороженно останавливается. Ему около тридцати, но выглядит он совсем мальчишкой.

Ну, в общем, мне все пришлось ей рассказать.

БИЛЛИ. А ч-что вы ей с-сказали.

РЭТЧЕД /вздергивает рукав его рубашки, обнажая забинтованное запястье/. Что ты очень сожалеешь о случившемся и обещал никогда больше этого не повторять.

БИЛЛИ. Спасибо, м-мисс Рэтчед.

РЭТЧЕД /протягивает ему стакан с водой/. Выпей, до конца, милый. /Обращаясь к вновь вошедшему пациенту./ Доброе утро, мистер Скэнлон. А-а, мистер Чезвик.

СКЭНЛОН — мужчина лет за пятьдесят, почти совсем лысый — проходит через сцену к свободному столику, не отвечая на ее приветствие. Ставит на столик принесенную с собой коробку, придвигает стул и принимается что-то мастерить в коробке. ЧАРЛЬЗ ЧЕЗВИК — маленький, крепко сбитый, коротко остриженный, ведет себя то грубо и агрессивно, то раболепно.